Они уходят. Олег Сергеев

Чтение книги онлайн.

      – Девочка моя, это слишком жестокая стезя…

      – Что ты называешь жестокостью? Когда человек годами лежит в коме, а его семья продает имущество и влезает в долговую кабалу, чтобы оплатить лекарство, поддерживающее чисто символические функции едва живого овоща, который отдает богу душу через секунду после отключения от аппаратов? Прекращение мучений его родных – это и есть, по-твоему, жестокость? А что насчет тех, кто годами мучается от адских болей? Кому из них хоть раз укололи настоящее болеутоляющее, а не эту пародию – морфий – который спасает от силы минут на тридцать, если метастазы уже проникли в кости? Облучение можно делать только курсами, как же избавляться от ужасных мук между курсами и по их окончании? Ты когда-нибудь слышал крики онкобольных? Ты смотрел им в глаза? У них в глазах даже не смерть и не последняя степень страдания, у них в глазах пустота, их как людей, как полноправных членов общества, полноценных личностей уже более не существует. Вся их суть исчерпывается только одним – болью. И прекращение этой боли ты называешь жестокостью?

      – Девочка моя, так ты ведь только что сказала мне, что ваши центры давно уже отправляют в лучший мир не только овощей и онкобольных, туда давно уже проторена дорожка депрессивным личностям, да и каждому, кто по той или иной причине отказывает себе в праве на жизнь.

      – Тру, а тебе не кажется, что право на смерть для каждого гражданина столь же неотъемлемое, как и право на жизнь? Почему родные, близкие и посторонние морализаторы считают себя обязанными удержать их в этом мире? Нет, не попытаться спасти, не постараться улучшить их жизнь, не принести им радость, а просто для галочки уговорить остаться в живых? Не похоже ли это на акт эгоизма и сделку с совестью: я спас жизнь, и мне это непременно зачтется в небесной канцелярии? А что значит «спасти жизнь»? Иногда смертельная инъекция для отчаявшегося – и есть спасение, сохранение его личности, ибо что от нее останется, если пустить дело на самотек, уговорить человека остаться в живых? Он дойдет до крайней степени отчаяния, он замкнется и перестанет общаться с людьми, он будет похож на того же онкобольного, только первый беспрестанно кричит о боли физической, а этот будет столь же бесконечно молчать о своих душевных муках. Кто дал нам право их продлевать?

      – Но Бета, ты же сама знаешь, сколько злоупотреблений случается на этой почве… И сколько еще случится…

      – Знаю. Именно для этого у нас в центре с некоторых пор работают психологи, через их кабинет проходят все, у кого нет смертельного заболевания и чья смерть – не вопрос нескольких недель. И психологи эти общаются не только с выразившими желание умереть пациентами, но и с их родными, потому что мало не дать человеку шагнуть в пропасть – от этой пропасти его нужно оттащить как можно дальше и больше никогда не позволять приближаться к ее краю. А на это способны только близкие люди. Нет, Тру, мы творим благо, и я СКАЧАТЬ