Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая. В. В. Бычков

Чтение книги онлайн.

      усматриваю в Вашем замечательном письме вербальный вариант одной из моих любимых картин Каспара Давида Фридриха «Der Wanderer über dem Nebelmeer» («Странник над морем тумана»). Созерцаю, как созерцатель созерцает горные вершины, и проникаюсь кантианско-шопенгауэрианским чувством возвышенного в природе. Мой «альпийский» опыт значительно скромнее, но тоже доставляет немало радости анамнестического характера. В Северной Италии есть горы, напоминающие какие-то странные пирамиды времен Атлантиды, в которой мы с Вами некогда обитали. На сами горы я уже не дерзаю взбираться и смиренно довольствуюсь созерцанием снизу и сбоку, вспоминая свое туманное бытие на затонувшем континенте. За отсутствием времени и ввиду Вашего близкого отбытия в Гишпанию не буду далее углубляться в сферу природной мистики, но, поскольку в Вашем письме нахожу ряд мне близких мыслей, непосредственно связанных с нашим разговором о символизме, хочется сразу же на них радостно откликнуться (хотя бы в самой эскизной форме).

      Очень сочувствую Вашим мыслям о прерафаэлитах. К теме прерафаэлитизма я уже несколько лет осторожно подбираюсь. Чувствую, как меняется оптика. Начинаешь видеть и, соответственно, переживать по-другому, чем в годы, овеянные настроением радикального авангардизма. Если я научился переваривать Бёклина и Моро, то почему бы моему желудку не справиться с прерафаэлитами. Однако мой музейный нагляд в этой области слишком ограничен, чтобы вынести достаточно продуманное и компетентное суждение. Судить же по репродукциям считаю делом гиблым и ведущим в мир призраков, глумящихся над реальностью. В прошлом году мне все же повезло, поскольку в музее Орсэ довелось посетить прекрасную выставку, на которой были не только достаточно полно представлены картины и графика прерафаэлитов, но и воссоздана сама атмосфера прерафаэлитского эстетизма. Последнее обстоятельство нахожу особенно существенным. Начиная с импрессионизма (и чем дальше, тем больше), мы привыкли к безатмосферности экспозиций. Идеал: пустой зал, белые стены и развешанные на них картины. С прерафаэлитами так дело не пойдет. Их картины не являются каким-то автономным явлением, абсолютно независимым от среды своего обитания. Конечно, картина Бёрн-Джонса может доставить эстетическое наслаждение и в пустом зале, но ведь и лев в клетке остается львом, хотя во всей красе он явит себя только в саваннах (пример несколько хромает, но Вы понимаете, что я хочу сказать). Мне кажется, что безатмосферность художественной жизни достигла опасной черты: возникает род задоха, переживаемого более или менее восприимчивыми душами. Отсюда проистекает стремление (по большей части неосознанное) восполнить атмосферный дефицит за счет погружения (иллюзорного) в искусственно воссоздаваемые атмосферы прошлого. Этим во многом объясняется идущий теперь процесс переоценки ценностей, интерес к назареям, прерафаэлитам, символистам второй половины XIX века, ранее презрительно отвергавшимся за «литературность».

СКАЧАТЬ