речь. Судя по выражению его лица, он всё же улавливал то, что объяснял Борис. Но в какой-то момент всё его лицо покрылось краской, глаза загорелись каким-то свирепым оттенком, а правая рука судорожно вытянулась вперёд. Затем, уже не в силах удерживать себя, он вприпрыжку, как молодой козлик, на всех парах помчался к доске. Не владея собой, он схватил красный мелок и безудержно, одним рывком, перечеркнул всё, что было написано белым цветом на доске. С громовым воплем «коль зэ лё нахон», что в переводе означало «всё это неправильно», он бросил раскрошившийся мел на пол и стремглав выбежал из аудитории. Борис оцепенел, ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Ещё никто и никогда в жизни не проделывал с ним такие немыслимые трюки. Если даже с большой натяжкой предположить, что Борис писал на доске форменную галиматью, что даже теоретически не могло произойти, то даже элементарная, не только преподавательская, а просто человеческая этика никоим образом не предписывала то, что совершил сейчас его израильский коллега. Жаль, что у Бориса в лексиконе не было такого запаса слов на иврите, чтобы доступно объяснить это Аврааму. Когда он в перерыв зашёл в преподавательскую, пурпур на лице его коллеги превратился в анемичную белизну: он настырно вонзал палец в открытую страницу учебника, приглашая Бориса взглянуть на неё. Несмотря на то, что текст учебника был написан на иврите, набранные курсивом формулы подсказали ему, что они выражают. Через мгновение Борис понял, чего добивается Авраам. В учебнике был подробно описан коррелатный метод уравнивания измеренных величин, он же на лекции объяснял студентам более эффективный и более простой параметрический способ. И тот, и другой, разумеется, приводили к идентичным результатам. Но откуда было это знать недоученному Аврааму. Когда Борис предложил ему сравнить его результат вычисления со своим, и тот увидел, что они абсолютно одинаковы, он искренне извинялся, долго держал его руку в своей и невнятно бормотал:
– Виноват, доктор Буткевич, бес попутал, просто хотел показать московскому профессору, что и мы здесь не лыком шиты, но не сложилось, простите.
Больше инцидентов между ними не возникало, они даже подружились, и каждую субботу Борис и Татьяна были желанными гостями на шикарной вилле Авраама, расположенной в негевском оазисе, окружённом вечнозелёными кипарисами и пальмами.
Настроение Бориса в последние дни с крайне негативной отметки поползло вверх, неуклонно приближаясь к положительной. Ещё бы, ведь он теперь не месил своими кроссовками непролазное грязище на строительной площадке, а стоял за лекторской кафедрой и сеял, как говорится, разумное, доброе и вечное. Если по поводу доброго и вечного у Бориса всё-таки имелись некоторые сомнения, то разумное зерно в его лекциях точно содержалось. По крайней мере, он чувствовал, что, если бы в колледже деятельность преподавателя разрешали бы оценивать аплодисментами, то он, с большой долей вероятности, заслужил бы их с выкриками «браво». Истины ради, Борис радостно
СКАЧАТЬ
