Афганский караван. Земля, где едят и воюют. Идрис Шах

Чтение книги онлайн.

      5-го октября, после полудня, я прибыл на Аму-Дарью, к туркменскому селению Патта-Кисар, где существует переправа на каюках. На афганском берегу ко времени моего приезда в Патта-Кисар никого не было. Приблизительно часа через два на левом берегу показались всадники и началась установка двух кибиток. Бухарские чиновники тотчас сообщили мне, что кибитки предназначаются для моего приема, а всадники – для конвоирования меня в Мазар-и-Шериф. Этому сообщению я охотно верил. ‹…›

      На другой день, 6 октября, я с своими людьми и лошадьми на каюке переправился на афганский берег. Здесь меня встретил ишагасы[3] Шах-Севар-хан с офицерами кавалерийского взвода, прибывшего накануне, и пригласил в кибитку ‹…› Я направился к ближайшей, у которой стояли часовые, но лишь только подошел к ней, как один часовой занес над моею головою саблю. Недоумевая, что это значит, я попросил объяснения ишагасы, и тот мне ответил, что в эту кибитку вход воспрещен, так как в ней сидят арестованные. ‹…›

      Войдя в следующую кибитку, мы расселись на ковре. После обычных поздравлений с благополучным приездом и вопросов о моем здоровье ишагасы спросил меня: кто я такой, куда еду и зачем? В ответ на это я подал ему свой открытый лист, в котором на языках русском, персидском и тюркском было изображено следующее: «Предъявитель сего, полковник Гродеков, в сопровождении своих служителей, с разрешения моего, отправляется в Россию, чрез Афганистан и Персию. Поэтому я прошу всех начальников, которые будут находиться на пути следования полковника Гродекова, оказывать ему содействие и покровительство. Сентября 21-го дня 1878 года. Ташкент. Туркестанский генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-адъютант фон Кауфман 1-й».

      Прочитав этот документ, ишагасы сказал, что мне придется подождать здесь, на берегу, может быть, дня два, пока не придет разрешение луинаиба[4] на пропуск меня в Мазар-и-Шериф. ‹…› Я заранее уже решил, что ни под каким видом не останусь здесь ждать и одного часу; и если бы не было разрешено тотчас ехать в Мазар-и-Шериф, то я переправлюсь обратно на бухарский берег ‹…›. Все это я и высказал ишигасы, добавив, ‹…› что странно не пускать меня вперед, когда афганские подданные у нас ходят где хотят, когда наши государи находятся в дружбе ‹…›. Ишигасы ответил, что в России свой закон, а в Афганистане – свой ‹…›.

      Видя мое упорство, ишагасы приходит просто в отчаяние; он хочет задержать меня хотя на несколько часов: велит зарезать барана и готовить обед. Но я отказываюсь от обеда, говорю, что буду есть только на следующей станции, наконец возвышаю голос ‹…›. Я потому позволял себе такую резкость, что боялся, как бы афганский начальник уступки мои не принял за слабость; затем мой высокий чин кернеля[5], а главное, дружественные отношения между Россией и Шир-Али давали мне уверенность, что ишагасы никакого насилия не посмеет надо мной учинить. Шах-Севар-хан поник головою и стал громко рассуждать СКАЧАТЬ