Теория и практика расставаний. Григорий Каковкин

Чтение книги онлайн.

      – «Давно» – это как?

      – Четыре года, наверное, я не знаю…

      – Не знаешь, когда развелись твои родители?

      – Не знаю.

      Зобов выдержал требовательную паузу и ею поставил парня на место.

      – Точно не знаю – я учился в Великобритании. Наверно, сразу после школы, закончил школу, и они развелись. Так, скорее всего. Это их жизнь – я в нее не лезу.

      – Школу закончил в Москве?

      – Нет, в Уэльсе, это двести пятьдесят километров от Лондона, но при чем тут это?

      Борис не любил рассказывать, где он учился. За год, как вернулся в Россию, понял: это раздражает, еще точно не знал почему, но часто замечал на лицах собеседников завистливую ухмылку. Зобов тоже с трудом сдержал себя сейчас, он ненавидел всех эмигрантов, сбежавших с тонущего корабля и прихвативших то, что при коммунистах плохо лежало.

      – В командировке отец давно?

      – Нет. Вы мне ответьте, что с моей мамой?

      – Мамой, мамой, – устало вздохнул Зобов. – Вот, прочти. – Он протянул листок, написанный его матерью несколько часов назад, и повторил вопрос: – В командировке отец давно?

      Не поднимая глаз от бумаги, Борис почти прошептал:

      – Неделю уже… или больше.

      Пока Ульянов медленно, казалось почти по складам, читал непривычный рукописный текст, Зобов сообразил, что его раздражает в этом парне: он профессионально не считывался. Человек, долго проживший за границей, владеющий, как минимум, двумя языками, был для него как закрытая на два замка дверь. Ключ от одного, может быть основного, у него был – он много видел разных людей, угадывал стоявшую за ними среду, но второй замок никакими силами не открывался, он действительно был английский.

      Борис читал и не мог взять в толк, о чем мать пишет: каблучок, друг какой-то, район, в котором когда-то жила, когда, с кем, почему она там… выстрелы, и она целует в лоб окровавленного, мертвого человека. Это про кого – неужели про его мать? Она вдруг стала ему противна, как может быть противен труп незнакомого человека в морге или грязный, извалявшийся в земле пьяница, лежащий на автобусной остановке. Последние строчки Борис Ульянов прочитал несколько раз: «…взяла папку, поцеловала его в лоб и пошла… женщина крикнула… она убийца… та с синей папкой»… добавить нечего».

      Ему тоже нечего было добавить.

      Только с последнего прочтения трезвость вернулась к сыну Татьяны Михайловны Ульяновой: ничего не произошло, кто-то решил, что его мать – убийца, глупость, чушь, какого мертвеца она целовала в лоб, он потом узнает от нее, потом, когда ее встретит, она все расскажет.

      – И что? – спросил у следователя Борис и, увидев сбоку на столе синюю папку, добавил: – Это она?

      – Да. Она взяла ее. Это «вещдок».

      – Что? – не понял Борис, забывший некоторые жаргонные русские слова.

      – Доказательство вещественное. Там ничего нет, одни вопросы.

      – Какие вопросы?

      Зобов взял папку, наугад открыл лист СКАЧАТЬ