другие мысли, думалось, что Ванга правду говорила и что все предсказания Нострадамуса, как и очень многих пророков, совершенно имеют место быть, а моей идеей становилось то, что мысли сумасшедших не принимают участия в этих пророчествах, так как они закрыты от каких-либо прогнозов. Больше того, в головах безумцев кроется непосредственное творение того самого грядущего, которое грозит всем нам. Теперь здесь, именно в психиатрической больнице, было самое настоящее для меня производство будущего. Если я бог, президент Коля, и Ванга предсказала, что президента ранит близкий друг, а это еще один его приятель, который, несмотря на твердую убежденность в том, что Коля все врет, все же союзничал с ним, ведь благодаря маниакальному нахрапу, которым мог воспользоваться его лидирующий друг, можно было получить барыш, например сигарету, так вот, этот дружок, по мнению Ванги, друг президента мира, то бишь нашего Коли, а я ничуть не сомневался в ее абсолютном знании предстоящего, и ранит, по предсказанию, своего доверчивого товарища смертельной раной в то время, когда я, всевышний, исцелю умирающего, чем и закончится эта правдивая история. Так-то вот и правила мной одна из идей, которую я совершенно не сообщал психиатру, сами посудите, это не ее дело. Мы обсуждали с ней черт его знает что, например, что мне можно и выпить в отпуске, но совершенно немного, джин-тоник, и при этом прогуливаться только с мамой. С недолгим временем врач отобрала плеер, он разжигал здесь, в строгом научном месте, мою болезнь, теперь сплясать для всех я уже не мог. Ну что за радость в шаманских танцах? Меня обучали здесь, как из хлеба делаются четки, как пить чифир и даже напиваться назло правилам. Коля, свыкнувшись с моим расположением, сделал ход конем, он виртуозно добывал себе здесь сигарет и перекусить, закручивая всем по вкусу истории и устраивая щедрые президентские предложения или просто искренне надоедал жертве, и все же получал желаемое. Так вот лично я, а вернее, моя матушка была удостоена чести получить от него довольно содержательное письмо, в котором он ясно излагал свои скромные просьбы. На что мать пришла в неистовое негодование и прочитала мне нотацию об этом хитром и очень даже опасном вредителе. Но я был совершенно верен дружбе, и не зря, таких богатых фантазий, которые с необыкновенной легкостью сходили за вполне естественную быль, я так и не встретил нигде, кроме как в голове этого несчастного человека, лишний раз убеждаясь тогда в том, что миром правят головы, именно такие головы. Но что Коля не в себе, я, разумеется, и предположить не мог, тем более, когда он виртуозно обыграл меня в шахматы, надо сказать, что здесь я лучших игроков положил на лопатки. И что главное – чувствовалось внутреннее достоинство этого человека вместе с гораздо более широкой, чем моя, эрудицией, и это несмотря на все то пренебрежительное отношение окружающих к нему, которое я, восхищенный его внутренним миром, воспринимал как непонимание.
