ESA, в которую я так и не поступил, сделала мне ручкой минимум на год, так что оставаться в Париже будет просто не на что. Можно вернуться в Беринген, туда репатриировались мои родители, когда в России начиналось. Только о возвращении не хотелось даже думать. С тоской и черной завистью обновляя список принятых на планшете, я слушал, как мой сосед по комнате празднует поступление с еще несколькими хмырями. Один из них, горбоносый и худощавый, подошел и ко мне.
– Мигель, ронин-профи. – Кто такой ронин, я не знал, но отрекомендовался в ответ:
– Курт. Все завалил.
– Ага. Видишь меня в этом списке? – Наклонившись над планшетом копной сальных черных волос, Мигель бесцеремонно ткнул пальцем в экран.
– ???
– Я тоже не вижу. Четвертый раз не нахожу и в пятый не найду. Так что и ты прими это проще.
– …
Наверное, в тот момент я напоминал теленка, который остался один в чистом поле. Глядя на мою кислую физиономию, Мигель буквально запихнул меня за стол к своим приятелям и всучил бутылку «Кроненбурга»…
Очнулся я от того, что меня бесцеремонно окатили водой. Тело ныло так, как будто меня завязали в узел на пару суток. Откуда-то с улицы доносился запах тухлятины. Я перевернулся на спину: перед глазами расплывалось кровавое пятно – впрочем, это оказался всего лишь японский флаг, прибитый к потолку.
– Остался от прежних жильцов, – пояснил Мигель.
Промычав что-то невнятное, я сел, привалившись к засаленной стене.
– Правильно понял, у тебя еще все впереди. Слушай, compadre, я так понимаю, к мамочке под крылышко тебе неохота?
Я сумел кивнуть в знак согласия.
– Вот что, живи у меня. За квартиру пополам будем платить, как сможешь. Пока в долг.
Утвердительно киваю еще раз.
– Что здесь с работой? – Пересохшее горло скрипело как несмазанная телега.
– Совсем pendejo? Тебе вчера говорили – устраиваешься курьером в любой магазин, и на еду тебе хватит. А там будет видно.
После скромного завтрака (чай из несвежего пакетика и черствый батон с маслом) Мигель лег досыпать. А я – сел искать вакансии на высокую должность мальчика на побегушках…
Через пару недель в Двадцатке я сносно торговался, а через пару месяцев – мог прочитать объявление и с горем пополам объясниться на дикой мешанине арабского и французского. Серая куртка, низко надвинутая кепка и рыжая щетина, превращавшаяся в бороду, – так на меня перестали обращать внимание. То ли я стал походить на какого-нибудь иранца, то ли просто не представлял интереса, как никчемная деталь пейзажа. Меня устраивало и то и другое.
Вот я и на месте. Осталось отдать последний заказ и идти домой, благо здесь совсем недалеко. Четвертый этаж, вторая дверь от лестницы, ноутбук и гарнитура Zelix. Получатель не указан.
– Ассаляму алейкум! – открывает мне дверь усатый араб.
– Ва-алейкум, <вот ваш заказ>.
– <Заноси>.
– <Распишитесь здесь и здесь. Дополнительное вознаграждение – на ваше усмотрение>.
– Над произношением работать не пробовал? – Араб сказал это по-русски, протянув ладонь размером с лопату. – Сан Саныч.
– К-курт.
– Да ты заходи, присаживайся. Чаю будешь?
За чаем я рассказал ему о своих нехитрых приключениях. Тот слушал, иногда спрашивая и кивая головой, как будто с чем-то сверяясь.
Когда я закончил, мой собеседник, решившись, взял быка за рога:
– Домой возвращаться собираешься?
– К родителям в Германию?
– Домой, в Союз.
– Что я буду там делать?
– А здесь ты что делаешь?
– Как видите, курьерствую. На еду хватает.
– Вот и будешь курьером. Красной чумой торговать. Вразнос.
В европейских новостях, официальных и не очень, советских журналистов так и называли, чумными крысами. Циничными, трусливыми и беспринципными догматиками, ненавидящими тех, кому незадорого наняты прислуживать. Мечтающими хоть тушкой, хоть чучелком, хоть индусом-уборщиком, но устроиться в русскую службу BBC, к настоящим мастерам.
Конец СКАЧАТЬ