Марина Цветаева: беззаконная комета. Ирма Кудрова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и не перед публикой, а в частном письме Леонид Андреев признается: «Настроение чудесное, – истинно воскрес, как Лазарь… Подъем действительно огромный, высокий и небывалый: все горды тем, что – русские…»

      Изредка звучат, правда, и другие голоса. «Война – это начало конца или, вернее, начало всех концов…» – дальновидно оценивает происходящее Дмитрий Мережковский в газете «Русское слово». Предостерегает от опасностей шовинистического угара и Николай Бердяев, уничижительно отзываясь о разговорах про «возрождение русского духа».

      1 декабря 1914 года Марина пишет в стихотворении «Германии»:

      Ты миру отдана на травлю,

      И счета нет твоим врагам.

      Ну, как же я тебя оставлю.

      Ну, как же я тебя предам?

      И где возьму благоразумье:

      «За око – око, кровь – за кровь», –

      Германия – мое безумье!

      Германия – моя любовь!

      Ну, как же я тебя отвергну

      Мой столь гонимый Vaterland[4],

      Где всё еще по Кёнигсбергу

      Проходит узколицый Кант…

      Идут военные действия, но, по Цветаевой, это всего лишь царские и кайзеровские счеты друг с другом. Для Марины Германия остается страной Гёте и Канта, Фауста и Лорелей. Горячность ее признаний в немалой степени подогрета проклятиями, которые она слышит со всех сторон. Страстей толпы она сторонится; всю жизнь они будут ей подозрительны – если звучат слишком единодушно. Даже в детстве, в сказке о волке и ягненке, она больше жалела волка, потому что ягненка жалели все…

      Как изменилась ее интонация! Как отлично она владеет ритмом, энергетикой поэтической речи! Ни следа расслабленной сентиментальности, портившей многие стихи «Вечернего альбома».

      Сергей Эфрон в санитарном поезде. 1915 г.

      Но пафос стихотворения осудило все ближайшее цветаевское окружение. Елена Оттобальдовна радостно переживает оптимистические военные прогнозы, восторгается деловитостью и энергичностью Алехана (то есть Алексея Толстого), прощая ему все его легкомыслие за то, что он не только пишет свои военные корреспонденции, но и принимает участие в формировании санитарных поездов, курсирующих по Варшавской дороге.

      Только через год, зимой 1915–1916 годов, когда от патриотического безумия осени 1914-го не останется и следа, Марина сможет прочесть «Германии» публично – в одном из литературных домов Петербурга. И прочесть уже с триумфом! Но это случится позже, а тогда из друзей Марины не осудил бы «Германии» только Волошин.

      Сергей Эфрон – медбрат в санитарном поезде. 1915 г.

      Буквально накануне начала военных действий, летом 1914 года, он пересек российскую границу. Некоторое время жил в Швейцарии, в Дорнахе, ставшем центром антропософов, собравшихся вокруг Рудольфа Штейнера; потом уехал во Францию, в Париж. Максимилиан Александрович и Марина далеко друг от друга, но их реакция на события войны во всяком случае родственна. СКАЧАТЬ