Вилы. Алексей Иванов

Чтение книги онлайн.

      Созревание элиты в России запоздало, потому что для дворянства не было стимула исполнять свою миссию. Дворянству и без миссии было комфортно: страна лидировала на мировых рынках, деньги текли рекой. Несовпадение целей элиты и нации – извечная драма России. В расцвете царствования Екатерины потребность нации в элите оказалась куда выше, чем потребность элиты в нации. И в этот зазор эволюций прорвался буран казачьей пугачёвщины – альтернативный проект России.

      Чего не хватило дворянству в XVIII веке? Чести. Сословной спеси имелось в избытке, а вот чести не достало. Чести в понимании Петра: то есть гражданской ответственности за свою роль в обществе. «Береги честь смолоду», – согласился с нацией Пушкин. Его «История Пугачёва» стала историей страшной народной мести за утраченную честь элиты.

      Пушкину ли не понимать проблему чести? В борьбе за свою честь он вышел на роковую дуэль с Дантесом. Тема чести стала последней в его судьбе и прозе. В «Капитанской дочке» только честь спасает Петрушу Гринёва и от Пугачёва, и от Екатерины. «Капитанская дочка» – символ веры в спасительность чести. А «История Пугачёва» – урок. Урок о том, что страна превращается в улус Пугачёва, когда у неё хватает пушек, но не хватает Пушкиных.

      Летописец бурана

      Пушкин оглянулся на Пугачёва после бунта военного поселения в Старой Руссе. Пушкина потрясла ордынская свирепость и бунтовщиков, и усмирителей. «Когда в глазах такие трагедии, некогда думать о собачьей комедии нашей литературы», – написал он другу. И поехал из столицы в далёкий Оренбург искать тайну русской «дурной бесконечности».

      Пушкин ехал по степям Заволжья солнечным сентябрём 1833 года. Он не видел бесовских оренбургских буранов, а само слово «буран», ещё не известное читающей России, услыхал от ямщиков. И дивное слово отчеканилось в памяти. Буран стал символом пугачёвщины. Ради него в «Капитанской дочке» снега разбушевались летом: ведь Петруша Гринёв попал в буран за три-четыре месяца до штурма Белогорской крепости, а крепость бунтовщики взяли в октябре. Слово, пойманное в степи, Пушкин добросил до орбиты Земли – будто сам пушкинский тарантас превратился в аэрокосмический челнок «Буран».

      Дуб, с которого оренбургские барышни разглядывали Пушкина

      Пушкин рассчитывал на гостеприимство оренбургского военного губернатора Василия Перовского, своего давнего друга. Крепость Оренбурга уже потеряла значение, её валы превратились в бульвары, но город был полон солдат и офицеров, словно его по-прежнему осаждали пугачёвцы. Так пограничная Россия оберегалась от тревожной Великой Степи.

      18 сентября Пушкин обнялся с Перовским. Первая оренбургская СКАЧАТЬ