Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). Дмитрий Мережковский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вот как эта книга. Видишь, – сверху псалмы покаянные, а под ними гимн Афродите!

      – Стемнело, мессер Джорджо. Не пора ли огонь зажигать?

      – Подожди, – ничего. Я в сумерках люблю поболтать, молодость вспомнить…

      Язык его тяжелел, речь становилась бессвязной.

      – Знаю, друг любезный, – продолжал он, – ты вот смотришь на меня и думаешь: напился, старый хрыч. Вздор мелет. А ведь у меня здесь тоже кое-что есть!

      Он самодовольно указал пальцем на свой плешивый лоб.

      – Хвастать не люблю – ну, а спроси первого школяра: он тебе скажет, превзошел ли кто Мерулу в изяществе латинской речи. Кто открыл Мартиала? – продолжал он, все более увлекаясь, – кто прочел знаменитую надпись на развалинах Тибуртинских ворот? Залезешь, бывало, так высоко, что голова кружится, камень сорвется из-под ноги – едва успеешь за куст уцепиться, чтобы самому не слететь. Целые дни мучишься на припеке, разбираешь древние надписи и списываешь. Пройдут хорошенькие поселянки, хохочут: «Посмотрите-ка, девушки, какой сидит перепел – вон куда забрался, дурак, должно быть, клада ищет!» Полюбезничаешь с ними, пройдут – и опять за работу. Где камни осыпались, под плющом и терновником – там только два слова: gloria Romanorum.

      И, как будто вслушиваясь в звуки давно умолкших, великих слов, повторил он глухо и торжественно:

      – Gloria Romanorum! Слава римлян! Э, да что вспоминать, – все равно не воротишь, – махнул он рукой и, подымая стакан, хриплым голосом затянул застольный гимн школяров:

      Не обмолвлюсь натощак

      Ни единой строчкой.

      Я всю жизнь ходил в кабак

      И умру за бочкой.

      Как вино, я песнь люблю

      И латинских граций, —

      Если ж пью, то и пою

      Лучше, чем Гораций.

      В сердце буйный хмель шумит,

      Dum vinum potamus[3], —

      Братья, Вакху пропоем:

      Те Deum laudamus![4]

      Закашлялся и не кончил.

      В комнате уже было темно. Джованни с трудом различал лицо собеседника.

      Дождь пошел сильнее, и слышно было, как частые капли из водосточной трубы падают в лужу.

      – Так вот как, монашек, – бормотал Мерула заплетающимся языком. – Что, бишь, я говорил? Жена у меня красавица… Нет, не то. Погоди. Да, да… Помнишь стих:

      Tu regere imperio populos, Romane, memento[5].

      Слушай, это были исполинские люди. Повелители вселенной!..

      Голос его дрогнул, и Джованни показалось, что на глазах мессера Джорджо блеснули слезы.

      – Да, исполинские люди! А теперь – стыдно сказать… Хоть бы этот наш герцог миланский, Лодовико Моро. Конечно, я у него на жалованье, историю пишу наподобие Тита Ливия, с Помпеем и Цезарем сравниваю зайца трусливого, выскочку. Но в душе, Джованни, в душе у меня…

      По привычке старого придворного он подозрительно оглянулся на дверь, не подслушивает ли кто-нибудь, – и, наклонившись к собеседнику, прошептал ему на ухо:

      – В СКАЧАТЬ