Бремя страстей человеческих. Уильям Сомерсет Моэм

Чтение книги онлайн.

      – Вот твой табель. Почитай-ка, что там написано, – говорил он, перелистывая каталог букиниста.

      Филип принимался читать.

      – Ну как, табель у тебя хороший? – спрашивала тетушка Луиза.

      – Не такой хороший, какого я заслуживаю, – с улыбкой отвечал Филип.

      – Посмотрю потом, вот возьму только очки, – говорила тетушка.

      Но после завтрака появлялась Мэри-Энн; она сообщала, что пришел мясник, и тетушка забывала о табеле…

      А мистер Перкинс продолжал:

      – Ты меня огорчаешь. И я ничего не понимаю. Я ведь знаю, на что ты способен, если захочешь, но ты, кажется, ничего больше не хочешь. Я думал назначить тебя в следующий триместр старостой, но, пожалуй, придется воздержаться.

      Филип вспыхнул. Мысль, что его обойдут, была ему неприятна. Он сжал губы.

      – И вот еще что. Пора тебе подумать о стипендии. Ты ничего не получишь, если не начнешь заниматься всерьез.

      Нотация разозлила Филипа. Он сердился на директора и на самого себя.

      – Да я и не собираюсь в Оксфорд, – сказал он.

      – Почему? Мне казалось, что ты решил принять сан.

      – Я передумал.

      – Почему?

      Филип не отвечал. Мистер Перкинс стоял в своей всегдашней чуть-чуть нелепой позе, словно фигура с картины Перуджино, задумчиво расчесывая пальцами бороду. Он вглядывался в Филипа, будто стараясь его понять, а потом внезапно отпустил.

      Но директора явно не удовлетворил этот разговор; как-то вечером, неделю спустя, когда Филип зашел к нему в кабинет с какими-то бумагами, он его возобновил. Но теперь он принял другой тон: он беседовал с Филипом не как с учеником, а как с равным. Казалось, ему безразлично, что Филип плохо учится и что у него мало шансов превзойти своих прилежных соперников и добиться стипендии для поступления в Оксфорд: куда важнее, что он изменил свои жизненные планы. Мистер Перкинс поставил себе задачей снова пробудить в нем желание принять сан. С великим искусством он постарался разбередить его душу; ему это было нетрудно, потому что он и сам был по-настоящему взволнован. Его глубоко огорчало, что Филип изменил свое решение, он и в самом деле полагал, что тот неизвестно ради чего отказывается от своего счастья. Голос его звучал очень убедительно. Филип быстро заражался чужим волнением: несмотря на внешнее спокойствие, он был легко возбудим; лицо отчасти от природы, а отчасти в силу выработанной в школе привычки редко выдавало его чувства, разве только краснело, но слова учителя не на шутку его растрогали. Он был благодарен мистеру Перкинсу за интерес к его судьбе и каялся, что доставил ему огорчение. Ему льстило, что мистер Перкинс заботится о нем: директору ведь приходится думать о целой школе. В то же время что-то внутри его – словно какой-то другой человек, стоявший с ним рядом, – отчаянно твердило: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!»

      Он чувствовал, что сдается, и уже не мог совладать с нараставшей слабостью – она поднималась, как вода в пустой бутылке, которую СКАЧАТЬ