Арена XX. Леонид Гиршович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ лицом – без младенца – что-то напевает. Бывший осел сотрясается в беззвучных рыданиях.

      Зрители гадают:

      – Бурлаки…

      – «И я!»

      – Она поет, он рыдает.

      В результате многоходовой комбинации Николай Иванович оказался на соседней с Лилией Давыдовной клеточке. Она этого даже не заметила. Шах?

      – Это «Грузия». Дарю.

      И мат. Подарок принят. Соблазн попадания в цель – при всех, при Трояновском-Величко – велик. Ценой крошечной капитуляции тайком.

      – Грузия!

      Блеснула. Недаром вокруг нее кружится рой мошек. Поаплодировали. (Только капитуляций не бывает тайком, крошечных.)

      Завели другую пластинку, она же правильный ответ:

      Oh, cease thy singing maiden fair

      Those songs of Georgian land, I pray thee;

      Джон Мак-Кормак поет так пронзительно, а на скрипке вторит ему Фриц Крейслер так сладко. О Грузии поют по-английски. Или лучше б Мак-Кормак пел Рахманинова на языке оригинала? «Нье пой, круасавьица, пруи мнье…»

      – Я мастер отгадывать загадки, – зашептал ей на ухо Николай Иванович, как если б губы у него уже были в милльфёе. – Я всегда мечтал вас увидеть в роли принцессы Турандот. Хочу заказать мосье Макарову свой портрет в костюме Калафа.

      Домашняя заготовка пришлась как нельзя кстати. Обожаю на десерт облизнуть ложку дегтя. Николай Иванович смахнул с доски фигуры и с сознанием выигранной партии ретировался, в отличие от принца Калафа, мудро щадя самолюбие принцессы, но притом оставив последнее слово за собой.

      Но еще не наступило время обещанного милльфёя в двенадцать ярусов, что в два раза выше «Метрополитен опера». А до остального он не охотник – до грибков там (а что как ядовитые?), до благоуханного форшмака, до страдавших избыточным тестом пирожков, которыми наедаешься прежде, чем доберешься до начинки – до всего этого закусона, как говорил, или сказал бы, чеховский инженер-путеец, еще не ведавший, что его ждет: несменяемые крапчатые носки в сердобольной и не помнящей зла Германии. («Какую жизнь профукали, собаки».) Этот инженер путей сообщения уже приглядывается к столу, ломящемуся от всего перечисленного. Урываев либо не замечает Николая Ивановича, либо заметил раньше и теперь отводит глаза. «Волга, Волга, мать родная», – бормочет он.

      А Маргарита Сауловна все уставляет и уставляет стол закусками. «Надо бы подойти к ручке».

      – Маргарита Сауловна…

      Убедился, что селедочный форшмак – ее рук дело.

      – Не очень-то вежливо вот так исчезать, – сказала Маргарита Сауловна, глядя мимо Берга.

      – Я наложил на себя епитимью за один предерзкий поступок. Сказать какой?

      – Нет! Нет! Нет! Ничего не хочу знать!

      Мадам Ашер боится узнать такое, чего знать не положено. «Во многом знании многая печаль» (бородатая острота). Когда-то ее двоюродной сестричке Нюточке студент поведал о готовящемся поджоге. Студент был схвачен на месте преступления, а Нюточку обвинили в недонесении. И пришлось их семье бежать в Америку… «Или даже в Аргентину». – СКАЧАТЬ