.

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      На самом деле ничего я не чувствую. Вглядываюсь в нерезкие пиксели на экране, чтобы привычно распознать в них технику, живую силу противника, раненых или трупы. Мое дело – разведка, корректировка. К моей лёгкой «птичке» сейчас не прицепляют сбросов. Да и когда прицепляли – подкараулить бэху укропов или группу на ротации – это было скорее охотой, похожей на компьютерную игру, где за размытыми пикселями не видишь человеческих судеб. Существуют только вражеские единицы, которые нужно уничтожить. Тогда исчезаешь из реальности, забываешь следить за работой арты, потому что если прилетит, то прилетит – тут полнейший фатализм. Единственное, что отслеживаешь всегда – днем, ночью, во сне, на отдыхе, в наряде, на задании – это мерзкий жужжащий звук чужого БПЛА. Звук опасности, звук смерти.

      Паренек ждет ответ и поглядывает на небо. У него так и не вышло поймать мой взгляд – не люблю встречаться с кем-то глазами. Зато я смотрю на него. Лет двадцать ему. А то и меньше. В неуставном новеньком камуфле. На рукаве затертый, выцветший шеврон: «Родился орком – защищай Мордор». Шеврон с пареньком не сочетается настолько, что я улыбаюсь:

      – Да я людей и не убиваю. Только врагов.

      Не повезло ему со мной. Приехал, вишь ли, на фронт – не на ЛБС, конечно, но всё-таки километров двадцать до зоны активных боев, тоже поступок для мирного – хотел интересное героическое интервью взять, а ему меня подсунули, чтобы под ногами не мешался. Сплошное разочарование, наверно.

      Августовское солнце высушило бурьян, он опутан блестящей паутиной, и в нем шуршит ветер. По ветру лежат ленточки маскировочной сети, натянутой над нами. На вытоптанной, потрескавшейся земле мельтешат солнечные блики. Вот бы снять тяжелые тактические кроссы и пойти босиком на соседний ставок купаться. Но там всё заминировано. А в бурьяне, метрах в пяти от места, где мы сидим, со вчерашнего дня валяются несдетонировавшие части кассетных боеприпасов со вздыбленными лопастями. Саперы должны приехать. Но пока не доехали.

      Я встаю, отодвигаю железную, ржавую, посеченную мелкими осколками дверь пункта нашей временной дислокации – это бывший укроповский опорник. Из него пахнет сыростью, плесенью и разбухшим гнилым деревом. Выкатываю из тёмного угла полосатый, глянцевый арбуз, бью его с размаху о какую-то арматуру и разламываю с сочным хрустом. Парнишка подскакивает и ловит половину арбуза, которую мне становится неудобно держать. А потом мы просто сидим на земле и вычерпываем ложками красную сладкую мякоть.

      – Знаешь, какое первое осознание было у меня, когда воевать приехала? Не такое, которое умом понимаешь, а такое, которое проживаешь всем своим существом. Это осознание хрупкости человеческого тела. Оно ведь, правда, очень слабое. Непрочное. Кожа, кости, кровь, мышцы… Вот, к примеру, сидели с парнишкой, чай пили. Прилёт. Осколочек маленький, меньше сантиметра и крови-то почти нет, а на глушняк. Парнишка – 200. А у него ещё чай не допитый стоит. Горячий, не успел даже остыть. От этого понимания люди становятся другими: они тебя не спросят, что ты чувствуешь, зато спросят, не голодный СКАЧАТЬ