– Ты настоящий! Я сразу поняла, что ты настоящий! Самый-самый! Волшебный! Я же вижу! Я за тобой уже почти час наблюдаю! Ты денег не берешь! Все деньги берут! А ты не берешь! Значит, ты настоящий!
– Конечно, настоящий! – выпячиваю грудь я, покрепче сжимая ее ладонь.
На вид девочке лет шесть.
И она стоит одна на улице и час за мной наблюдает.
Ох и сказал бы я пару ласковых ее родителям!
– Мне нужно! – она вдруг резко тормозит, и я чуть в нее не врезаюсь. – Мне нужно, чтобы ты поздравил мою маму!
– Маму? – ахаю я удивленно.
Не! Я не против! Боюсь, будет только проблема с подбором цензурных выражений.
Но в целом я ж как раз и думаю с ее мамой поговорить.
– Да! – малышка трясет головой. – Понимаешь, маму никто не поздравит! И ничего не подарит! Я ей рисунок нарисовала с подарком, а она улыбнулась… – и тут я слышу в голосе малявки слезы. – Знаешь, так грустно улыбнулась и говорит: “А мне никто ничего не подарит на Новый год!”
И тут девчушка не выдерживает, и слезы брызжут из ее глаз.
– Мы с мамой вдвоем живем! И раньше она с работы всегда подарки приносила! А сейчас ее уволили! И у нее не будет подарка! Но ты же настоящий! Ты же!.. Ты!..
– Ну-ну-ну! – подхватываю малявку на руки. – Я понял, понял…
– Да? – радостно расцветает малышка. – Значит, ты сделаешь так, чтобы нашелся мой папа и мамин муж?!
Ох, блин!
Раздосадованно крякаю.
– Знаешь, еще неизвестно, будет ли это хорошим подарком, – стараюсь сохранить интонации мудрого старика. – Но ты же понимаешь, – таинственно улыбаюсь, – я бы и так зашел к твоей маме в новогоднюю ночь! Конечно, – откашливаюсь, услышав в наушнике ржач Юрика, – я бы постарался, чтобы она меня не заметила! Но ты права! Мама такой замечательной девочки не может остаться без подарка! Пойдем прямо сейчас!
Малышка растирает слезы по щекам, счастливо улыбается, спрыгивает.
– Пойдем, здесь недалеко! – тянет она меня. – Я за молоком пошла! Мне сейчас влетит, что меня долго нет, но ты не смотри! Вообще, у меня мама добрая! И красивая! И самая лучшая мама! И…
Перед нами уже открывается дверь подъезда.
Удивительно, но в центре еще есть такие дома.
Старые витые перила, мраморные ступени… И никакого лифта.
– Ты сейчас сам все увидишь, – не унимается ребенок.
Взлетает по лестнице, нажимает кнопку звонка на третьем этаже, дверь тут же распахивается, и на лестничную клетку выбегает женщина:
– Маша!
А я на автомате отмечаю, что девочку зовут, как мою бабушку.
– Маша, ну что же ты так… Ой! – замирает она удивленно.
И мне бы тут выкрикнуть свое “Счастливого… С наступающим… Прибывающим…” Только вот я молчу. Молчу, как рыба об лед, и не могу пошевелиться.
Потому что женщину эту я знаю. Очень хорошо знаю. Точнее, знал.
.