Янки при дворе губернатора. Виктор Сбитнев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ а и бумаги. Поникшие листья берёз и тополей на ветру даже не шелестели, а опутанные паутиной кустарники более всего походили на старые половые тряпки. Не было слышно ни одной лесной птахи, только на выгоревшей бурой опушке три тяжёлых отъевшихся вороны вяло доклевывали смрадные останки объевшегося удобрениями кабана. Уже к десяти часам от лёгкого утреннего холодка в лесу не оставалось ровным счётом ничего. Колючие, плотные слои знойного воздуха медленно, но верно накатывали на многочисленные вырубки, беспорядочно поросшие мелким корявым осинником, и напористо расходились окрест, как волны от вакуумной бомбы, невесть как угодившей на мирную территорию с находящегося неподалёку секретного полигона. Но всё это не слишком волновало немногочисленных пожилых жителей окрестных сёл и деревень, потому что они для себя уже решили: кому ехать в «примаки» к городским детям, а кому – доживать здесь, ни на что больше не надеясь.

      Во всяком случае, именно такую дилемму разрешала для себя коренная жительница лесного посёлка Елошино няня Груня, племянник которой 40-летний Альберт Нидерквель (сын чистокровного немца) работал в областной газете заведующим отдела расследований, созданном им же в прошлом году вопреки вялым протестам главного редактора Линдмарка (сына чистокровного шведа), отставного полковника МВД. Он-то (племянник), пожалев осоловевшую от жары няню, позвал её к себе в город, где проживал после развода с женой в просторной двухкомнатной квартире. Альберт должен был приехать со дня на день на своём джипе и, возможно, забрать няню вместе с её нехитрыми пожитками, беспородным, но очень воспитанным кобелём Никитой и безнадёжно избалованной кошкой Кузиной, очень и очень старой девой по причине операционного характера. «Поеду – не поеду, – гадала на ромашках няня Груня, – вытерпит меня племянник – не вытерпит, к сердцу прижмёт – на фиг пошлёт…». «Небось, не пошлёт – вслух приободряла она себя, – зря я, что ли, за ним вместо мамки ходила? Не забыл, пади?!»

      А Альберт в это время внимательно выслушивал последние инструкции Линдмарка:

      – В школу-интернат заявись сразу, как приедешь, понял? К тётке на чай потом успеешь… В интернате сейчас тревожно. Говорят, с юга к тем местам идут лесные пожары, причём, и верховые в том числе. Знаешь, какая у них скорость? – глаза у редактора-шведа округлились, и завотделом-немец честно признался, что знает лишь скорости всех шведских и немецких автомобилей, а как быстро горит русский лес, ему доподлинно не известно.

      – Ну и сноб ты, ёлы – палы! – Незлобиво ругнулся Линдмарк. – Живёшь в самом лесном русском регионе, а на уме одни иномарки. Надо было нашего «Патриота» покупать, а не «Аутлендер» японский…

      – Знаете, «патриот – Нидерквель» как-то не по-русски звучит, а «Аутлендер – Нидерквель» звучит вполне убедительно. Я бы и вам советовал, Александр Францевич, сменить вашу «Ладу» хотя бы на какого-нибудь «китайца». Тогда, глядя на ваш автомобиль, можно будет с удовлетворением изречь: «Это иномарка Линдмарка».

      – Вечно ты всё опошлишь, даже мою стеснительную привязанность ко всему советскому и русскому. – Обречённо махнув рукой, посетовал редактор и слегка подтолкнул Альберта к двери. – Давай, жми однако, а то и к ужину не успеешь!

      Но Альберт, конечно же, успел не только к ужину, но даже к позднему обеду, поскольку знал дорогу до «няниного» Елошина, как свои пять пальцев. Однако, хорошо знакомая дорога, на сей раз, ему явно не понравилась. Началось недовольство дорогой после того, как он, выключив кондиционер, опустил в машине боковые стёкла, и салон тут же стал наполняться неприятными запахами сгоревшей растительности, в том числе горечью распространённой здесь осины. Этот запах Альберт узнал бы из тысячи. Он знал о свирепствовавших в регионе лесных пожарах, но они до поры бушевали весьма далеко, на северо-востоке области. А запах был таким реальным, близким… Альберт выключил зажигание, и его джип плавно остановился возле низкорослой разлапистой сосны, нависавшей над дорогой со стороны обожжённой солнцем опушки. Запах гари сразу заметно усилился, поскольку по ходу машины его развеивал по сторонам бивший в лобовое стекло ветер. Альберт, окончивший лет двадцать назад историко-филологический, называл его «ветр», потому что именно ветры, по его мнению, определяли основные направления всех судьбоносных исторических процессов. «И не только, – развивая свои размышления, порой заключал он, – но и наши людские судьбы, наши успехи и неудачи…». Так вот, ветр явно говорил о том, что до источников этих неприятных и тревожных запахов – считанные километры. А он, между тем, заметно усиливался, в чём на сей раз, к удивлению Альберта, не ошиблись метеорологи. Он подошёл к высокому придорожному муравейнику. Муравьёв на нём было немного. Он сунул в него руку и стал ждать. По обыкновению проворные муравьи на сей раз на его руку почти не лезли, а если и залезали, то совсем не кусали, отчего-то напрочь утратив свой основной – хватательный инстинкт. «Может, это от жары?», – подумал Альберт, но тут же вспомнил, что муравьи боятся холода, но никак ни тепла. И особенно агрессивно ведут себя, например, в Африке. Подумав так, он отправил нескольких мурашей СКАЧАТЬ