Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева. Д. И. Журавлев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      21 янв. 22

      янв. II

      норм. класс

      В эту книжку вложены несколько несшитых тетрадок 1/8 долю листа.

      В Рязани папа жил в общежитии. Оно помещалось в семинарском корпусе.

      – Гриша! Пуща-а-ай! – кричали водопроводчику семинаристы, пробуя молодые голоса. Он давал воду в умывальники. Много раз вспоминал папа это «Гриша, пущай» и прежде и на дачах в Подмосковье, когда имели дело с водой. Еще эпизод с дежурством старших семинаристов на кухне – смотреть, чтоб не воровали. Повар, управившись с делами, заявил папе: «Ну, а теперь я тебя угощу!» – отрезал громадный кусок мяса, сам, конечно, присоединился и помог все уписать.

      Обед и прочее – в семинарской столовой. Но чайное хозяйство вели свое. Сохранился папин семинарский чайник для заварки чая на 300 см³, с приделанным свинцовым кольцом. Папа всегда с особым чувством пил из него. В Москве приходилось случайно, когда большой бывал разбит. В «Памятной книге» на стр. 149 крупно синим карандашом написано: «На память руку приложил твой хозяин Н. Молчанов. Смотри не ругайся» (вероятно, написано около 1894 г.). Хозяин – отнюдь не в смысле командир. Папа не был способен кому-либо подчиняться. Молчанов – его приятель. Очевидно, вместе вели «хозяйство» в общежитии – завтраки, чаепития… Хозяйничать предоставлялось Молчанову. <…>

      Свои расходы папа записывал в маленькую (1/18 доля листа) книжку. Учитывалось все до копейки. Почему-то книжка перешла в мое распоряжение в качестве игрушки. Осталась в Скопине.

      В семинарии каждому воспитаннику первого класса бесплатно выдавалась Библия на славянском языке. Папа хранил ее вплоть до переезда в Москву. Но привез сюда мою. Почему не свою? – спросил я. Думал он, что для меня столь же памятна моя, и хотел сделать мне приятное. Но было наоборот – папину Сережа и я помнили с самого раннего детства, смотрели на надпись «Воспитаннику», на печать и подписи начальства, открывали страницы, еще не умея читать: «Папина! Выдали в семинарии!». И это было полно особого значения. А моя? Пробуждалась мысль. Так хотелось знать. Учителя – Федотьев, Богородицкий – говорили, что здесь, в Скопине, только подготовка, самая наука – в Рязани. Но семинарию я застал в полном развале. Ректор – некий прот. Казанский – человек недалекий, но имевший большие связи, им обязанный своим положением. Здание занято под госпиталь, что очень характеризует истинное отношение царского правительства к делам церкви: помещения в Рязани можно было найти и другие. Учебный год – только четыре месяца. За два года (1916–17 и 1917–18) только один заслуживающий имени учителя – Николай Дмитрич Левитов, позже профессор Московского университета[64]. Он – двоюродный брат нашей мамы. А прочие? Математик получил образование в Духовной академии и сам не знал математики. По геометрии мы учили теоремы без доказательств. Имея «5», я так и не понял у него, что за штука алгебра, и основные уроки алгебры дала мне Катя <сестра>. Мои воспоминания в Рязани – разочарование, тоска не оправданных надежд. Не знаю, как это получилось, что я попал в Рязанскую семинарию, большинство скопинских были в Литовской. Со мной в одном классе, епархиальном, из Скопина СКАЧАТЬ