Совет. Саша Григор

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ нежно-розового цвета. Кожура кажется прозрачной, и сквозь нее словно просвечивает нежная сочная мякоть плода. Если откусить кусочек, то можно убедиться в том, что мякоть действительно нежнейших белого и розового цветов. Нет, не светло-розовая, а белая и розовая одновременно. Да, и такое возможно – белого и розового цвета одновременно. Само яблоко рыхлое и четко видны крупинки мякоти, сквозь которые проходят бордовые прожилки, тянущиеся от сердцевины плода. Я не могу передать вам то, как выглядели эти яблоки. Скажу лишь, что, держа их в руках, было абсолютно невозможно удержаться и не откусить кусочек.

      Кусочек. Много раз я предпринимала попытки насладиться вкусом этих соблазнительно прекрасных яблок, надкусывая их одно за другим. Я пробовала на вкус и самое зрелое яблоко, пробовала полакомиться и еще недозревшими, срывая их с веток дерева. Один раз я даже съела целое яблоко! Да! Эти попытки, словно какой-то обряд, с маниакальной упертостью повторялись мною из года в год.

      Сейчас уже нет в живых ни бабушки, ни дедушки. Та яблоня давно ссохлась, и ее спилили. Но если бы дерево все еще было живо и давало плоды, окажись там, возле него, взяв в руки яблоко, откусила бы я? Да. Глупо, конечно. Я знаю и понимаю это. Но откусила бы, потому что … потому что… Да потому что, а вдруг что-то изменилось за столько лет. Да, именно, «а вдруг что-то изменилось». Ха. Но что могло поменяться? Яблоня поменяла свой сорт и яблоки перестали быть безнадежно горькими или в их вкусе хотя бы появился намек на какую-то сладость, да? Нет. Ну, нет, конечно. Я понимаю это. Но… А вдруг…

      Вы, наверное, сейчас подумали, что я ерундой какой-то занималась. Знаю. Мы, малышня, много раз это слышали от взрослых, которые заставали нас за этим незатейливым занятием – надкусывать яблоки в поисках того самого, вкус которого наконец-то будет соответствовать его внешнему виду. Уверяю вас, они искренне пытались убедить нас в бестолковости этих поисков. Но и сами взрослые занимались той же ерундой, когда нас, малышни, не было рядом. В этом и заключается, пожалуй, самый ироничный парадокс нашей с вами жизни.

      НАЧАЛО БЕСЕДЫ

      Отец Михаил спустился по лестнице храма. Перекрестился. Поклонился. И направился во внутренний дворик.

      – Батюшка, можно с Вами поговорить? – окликнул его приятный женский голос.

      Он обернулся. Голос принадлежал молодой девушке лет двадцати пяти. Девушка была одета в джинсы и майку на тоненьких бретелях. На голове был платок из какой-то легкой ткани. Батюшка усмехнулся: в этом молодежь вся – в обтягивающих джинсах, но с обязательно покрытой головой.

      Тучи медленно, но уверенно собирались над городом, несмело подбираясь к солнцу. Парило. Было тяжело дышать, а в полном облачении священнослужителя на солнце находиться было вообще невозможно. К тому же он только что отслужил литургию. Но человек просит о помощи. Просит. Значит, надо помочь. «Пусть никто не уйдет обиженным», – вспомнилось вдруг ему.

      Приход был большим, к тому же Храм находился в самом центре города. Двери Храма всегда были открыты и прихожанам, которые приходили в храм на службы, и «захожанам», которые заходили в Храм в любое иное время, чтобы зажечь свечу, помолиться, посмотреть или просто побыть в благодатной тишине. Естественно, что он не был единственным служителем в этом приходе, но как-то незаметно для самого себя и для всего прихода, включая и «захожан», которые чаще всего даже имени его не знали, он стал именно тем Батюшкой, к которому люди шли со своими проблемами. Шли, чтобы поговорить, испросить совета. С чего все началось? Он помнит тот первый разговор. Точнее, не сам разговор его тогда впечатлил, а реакция той женщины. Она плакала. На протяжении всего разговора слезы текли из ее глаз. Она словно долго-долго до этого копила в себе их, эти слезинки, чтобы позволить истечь им именно в этом разговоре. Он помнит конец разговора. Она подняла на него свои глаза… Ее лицо было заплаканным, нос был красным, глаза опухшими от слез. Но! Ее глаза… ее глаза… они светились. Светились. Ее лицо светилось. Она вся светилась, когда уходила. Эти заплаканные, светящиеся счастьем и облегчением тяжелой ноши глаза… Он тогда словно к душе ее прикоснулся. Разговор был тяжелым, но ее глаза… эти глаза искупили тогда всю его усталость. С тех пор он видел много таких глаз. Не все они были красными от слез. Были и глаза, которые не проронили ни одной слезинки. Но каждый раз у него перехватывало дух от силы и мощи того потока света, который начинал бить из глаз этих людей после разговора с ним. Именно этот свет и вызывал в нем ощущение «прикосновения к чужой душе». Это всегда было похоже на какое-то тайное-тайное таинство. Очень-очень личное и очень-очень деликатное. Нет, чтобы таинство состоялось, нельзя было сыпать притчами из Писания, ругать или стыдить человека за его проступки. Нужно было выслушать Человека, а услышать при этом его Душу. Ох и разные же это порой бывают речи. А потом сговорить этих двух в один диалог, дабы Человек услышал Душу свою. Именно диалог. Ибо эта парочка всегда уже владеет ответом на проблему, которая их и привела к отцу Михаилу.

      – Конечно, – мягко сказал отец Михаил, – давайте присядем где-нибудь в теньке и поговорим.

СКАЧАТЬ