Слова «отпуск устрою» возымели действие. Жора едва не подпрыгнул, резко оттолкнул своего друга и повернулся ко мне.
– Да ты что, земляк? Успокойся! Никаких драк! За это знаешь, не только отпуска лишат, но и попрут отсюда под фанфары. Всё, всё. А ты выйди, освежись, – повернулся к «мелюзге».
– Но, Жора…
– Выйди, сказал!
Парень нехотя повиновался.
– Ты извини, дежурный! Выпили на радостях. Да он слабак на это. А трезвый безобидный. Ну, ты даёшь! Откуда ты?
– Какая разница! – махнул я рукой, едва сдерживая смех. Сценку разыграл, как по нотам. Кто ж отпуска хочет лишиться.
– Я вижу, ты из армейских?
– Нет, но постарше некоторых. Так вышло.
– Понятно. Где ж мне китель найти? У тебя и просить неудобно.
– Сейчас нет никого тут. На танцульках все. Приходи после отбоя, может, и подберёшь чего. Кстати, у нас и из Одессы и из Сочи ребята есть.
– Ладно. Не обижайся, дежурный.
– Да ладно!
– Что за шум у вас был? – спросил дневальный, когда парень вышел. – Они поддатые, духом прёт за версту. И не боятся ведь, что вместо отпуска совсем уедут.
– Земляки приходили, – ответил я. – Радуются, в отпуск через два дня. А дух? Что дух, если сейчас почти все там такие. Всех же не выгонят, кого тогда учить?
– Эе-х, отпуск! А нам ещё, сколько до него? Целый год.
– Да, целый год, – вздохнул я. – Для нас он долгим будет.
После отбоя Жора не пришёл. Наверное, разжился кителем в других ротах.
В одиннадцатом часу начали сбегаться гуляки и танцоры весёлые и возбуждённые. И хотя с девушками почти никому из них поговорить и потанцевать не пришлось – все они были заняты старшекурсниками – всё же одно появление в гарнизонном клубе было разнообразием после трёх месяцев карантина. Ребята громко делились впечатлениями и смеялись, чем вызвали недовольство Гарягдыева. Разбуженный шумом, заспанный он сидел на кровати, дико и зло вращал белками глаз и произносил какие-то непонятные ругательства.
Ровно в десять тридцать я построил роту, провели вечернюю поверку. Был объявлен распорядок дня на завтра. Никаких работ и лишних построений не планировалось и этому были особенно рады. Весь день можно было посвятить себе: не ходить в столовую, валяться на кровати, пока старшина эскадрильи не увидит, читать, что хочется, смотреть телевизор, писать письма. Увольнений, увы, не было. А в воскресенье и старшины за лежание на кровати не придирались, как раньше, ограничиваясь устным замечанием. И самим поваляться было охота. Объявили команду разойтись, через десять минут – отбой, в спальном отделении свет выключали. Но ещё с полчаса после этого отдельные личности выходили покурить, кто-то с зубной щёткой и пастой шёл в умывальник, кто-то в туалет. И дневальные орали на них, чтобы не оставляли следов на влажном полу, который они только что протёрли. В СКАЧАТЬ