В середине века. Сергей Снегов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ я!»… Много, очень много фраз, ставших вехами истории, прав Мопассан. Но всевластие слова? Слово, из зеркала бытия ставшее его организатором и командиром? Не верю! Не могу, не должен поверить! Ибо страшно жить в мире, где жизнью командует слово, а не дело. Прав, тысячекратно прав Фауст, отвергнувший евангельское «В начале было слово». Он сказал: «И вижу я – Деяние в начале бытия». Да, именно так, деяние, а не слово! Слово как было, так и остается зеркалом совершившегося действия.

      Понемногу от философских терзаний я перешел к ожидающей меня реальной действительности. Пожилой сокамерник не первый предупреждал меня об уголовниках. Другие расписывали их зверства даже конкретней и страшней. Я ничего не мог с собой поделать, меня трясло при мысли о встрече с ними. Нет, я боялся не их! Я боялся себя. Боялся, что унижу себя слабостью, опозорю пресмыкательством перед грубой силой. За шесть месяцев на Лубянке и четыре месяца в Бутырке я открыл так много лжи и трусости в самых, казалось, уважаемых людях, так часто и беспощадно понимал, что они, испытавшие царские кнуты и тюрьмы, с честью прошедшие гражданскую войну, вдруг превращались в отвратительных слизняков, чуть на них замахивался кулак сопляка-следователя, что авансом потерял доверие и к себе. Вокруг меня все извивалось, клеветало, писало доносы, судорожно цеплялось за жизнь – откуда было мне взять уверенность, что и я в трудную минуту не окажусь таким же?

      Нет, думал я, нет, в одном он прав: глупо вступать в борьбу с бандитами, если не уверен, что не струсишь. Он советует откупиться и отстраниться от них. Это тоже трусость, только маскирующаяся под благоразумие, но так хоть избежишь издевательств над собой, хоть видимость достоинства сохранишь. В моем нынешнем положении и это благо.

      В камеру вошел корпусной с двумя охранниками. Он ткнул в мою сторону пальцем.

      – С вещами на выход! Быстро!

      Дебрев вскочил с койки и подошел к корпусному. Лицо его исказилось от волнения, голос дрожал:

      – Прошу вас, переведите меня в другую камеру. Я не могу здесь оставаться.

      Корпусной, пропуская меня вперед, оглушил голосом, как дубиной:

      – Где посадили, там и сидеть! Здесь тюрьма, а не гостиница!

      Я снова оказался в крохотной кабинке красного фургона с надписью «Мясо» на бортах. Их, этих кабинок, было, наверное, с десяток – и каждая глухо отгорожена от других. Фургон долго мчался по ночным улицам Москвы – по всему, пересыльная тюрьма находилась далеко от Бутырки. Потом дверка кабины открылась и охранник закричал:

      – Скорей! Ноги в руки, живо!

      Я пробежал по тюремному дворику, потом по длинному коридору. Другой охранник открыл дверь в новую камеру и, не дожидаясь, пока я пройду, с силой толкнул меня – очевидно, потребовалось срочно разгрузить фургон с арестантами, и сделать это надо было так, чтобы один преступник не увидел другого: всех размещали по разным камерам.

      Я споткнулся, мешок мой полетел на пол. СКАЧАТЬ