Мой отец – нарком Берия. Серго Лаврентьевич Берия

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ страной, или нет, голосуешь за что-то из личных убеждений или в силу каких-то обстоятельств. Да, мой отец не подписывал расстрельные списки, как это делал Ворошилов, не проводил массовые репрессии, как Каганович или Маленков, Хрущев или Жданов, но коль он был одним из членов политического руководства, ответственность, безусловно, лежит и на нем, на каждом из них. Он ведь и хотел, настаивая на созыве внеочередного съезда, справедливой оценки деятельности и своей, и своих коллег. То, что мы имели и до войны, и позднее, не было режимом личной диктатуры Сталина. Очень удобно сегодняшним защитникам «большевизма» представлять Сталина полусумасшедшим диктатором, а его окружение, членов Политбюро, бессловесными жертвами обстоятельств. Да и сама большевистская партия подается как такая же жертва террора всесильного НКВД и деспотизма ее Генерального секретаря. Неправда. Вина – на каждом, и на самом Сталине, и на остальных. Это они ответственны за все просчеты, за все ошибки, искривления, допущенные Системой. И за преступления, совершенные с октября 1917 года, – тоже. А уж чья вина больше или меньше, чьи заслуги весомей – судить Истории.

      В советском руководстве всегда были люди, в той или иной степени боровшиеся за очищение большевистской партии, коммунистической Системы. Я глубоко убежден, что это был сизифов труд – очищать было нечего. Система была такой изначально. Каменев, Зиновьев, в какой-то период Бухарин… Уходили одни, приходили другие, но основа большевизма, его стержень – диктатура пролетариата не менялась. Со временем она, правда, выродилась в диктатуру партийного аппарата, но принципиальных изменений не последовало. Диктатура всегда остается диктатурой.

      После смерти Сталина отец все еще надеялся, что даже в условиях существующей Системы что-то можно изменить. Понимали, что необходима смена курса, и те, кто работал вместе с ним – Хрущев, Маленков и остальные. Но пойти на кардинальные перемены они не могли, потому что, убрав партийное начало в руководстве страной, как того требовал отец, они сами бы оказались в оппозиции к всесильному во все времена партийному аппарату. А это был бы конец партийной верхушки. Достаточно вспомнить, как зашаталось кресло под последним Генеральным секретарем, когда он начал метаться между старыми и новыми друзьями… А как «уходили» Хрущева? Всесилен не Генсек – всесилен аппарат, чьим ставленником Генсек являлся.

      Отец не исключал, что на смену тому, еще сталинскому, руководству может прийти новое. По его мнению, в республиках было немало толковых руководителей, способных взять и, что не менее важно, выдержать новый курс. Помню, зашел у него разговор на эту тему с Маленковым и Хрущевым:

      – Допустим, что нам все же придется уйти, и нам на смену придут молодые. Неужели хуже будут работать, а?

      – Да нет, конечно, и мы молодыми были… – соглашались Хрущев и Маленков. Хорошо помню еще такие слова Маленкова:

      – А я всю жизнь мечтал инженером быть…

      Тут уж отец не выдержал:

      – Брось, Георгий! Знаем мы, о СКАЧАТЬ