«Может быть, я больше никогда не увижу ничего подобного, – подумала я. – А если и увижу, то к тому времени точно уже не буду ребёнком. Паспорт мне уже выдали. До полного совершеннолетия рукой подать».
Я заметила две фигуры, украдкой проскользнувшие в наш двор, как «зайцы» в переполненный трамвай. Два мальчика, оба одетые в тёмные неброские пуховики. Один из них был совсем мелкий – лет шесть-семь. Второй, судя по виду, – мой ровесник.
– Привет. А вы кто?
Старший мальчик замялся, как застигнутый врасплох кот, ворующий сметану.
– Мы не из этого двора, – сразу признался он.
– Я знаю, – я машинально поправила дурацкую шапку с помпоном. – Я всех тут знаю.
Мальчик улыбнулся.
– Я – Дима. А это мой брат Сашка.
Мы стояли друг напротив друга. Дима был выше меня примерно на полголовы. Волосы торчали из-под чёрной шапки, закрывавшей голову по самые брови, из-за чего его глаза особенно выделялись на светлом, покрасневшем, по-девичьи нежном лице. Я никогда не видела глаз столь необычного оттенка, но много раз читала о них в романах. В книгах их описывают странными витиеватыми эпитетами: «лучезарно-изумрудные», «болотные лукавые очи» или «глаза цвета зелёных листьев в косых лучах умирающего закатного солнца». Всё это очень трудно представить в жизни, но мне однажды удалось. Я тогда прочитала любимую мамину книгу «Анжелика – маркиза ангелов». Если бы Дима был девочкой-подростком восемнадцатого века, растущей в родовом поместье Сансе де Монтелу, то его дивные локоны цвета спелой пшеницы развевались бы по ветру, пока он вместе с друзьями убегал бы в лес от разбойников. Мне пришло в голову, что передо мной стоит мужская версия «неукротимой маркизы».
– Почему ты смеёшься? – спросил маленький Сашка.
– С чего ты взял? – я сделала серьёзное лицо.
– Как тебя зовут? – спросил Дима.
– Ульяна Ленина.
– Ульяна Ленина? – мальчик хихикнул.
– А в чём проблема? – с вызовом спросила я.
– Да ничего. Просто сочетание имени и фамилии необычное…
– Знаю.
– Хорошо, что хоть не Володя.
– Меня так дедушка назвал.
– Дедушка Ленин? – уточнил Дима.
Они расхохотались.
Ничто не бесило меня больше, чем хромота и имя, которое покойный дед завещал мне перед смертью. Лучше бы денег завещал. Но денег у него не было. Они хранились у бабушки Маши, матери моего отца. И то – до дефолта 1998 года. Лежали на сберкнижке, а потом обесценились одним днём. Потеря сбережений, которые дедушка и бабушка копили всю трудовую жизнь, стала для неё страшным ударом. Мне казалось (да и не только мне, вся семья так считала), что смерть деда расстроила её гораздо меньше. Иногда я думаю, что он умер вовремя, так СКАЧАТЬ