Кандалы. Степан Петров-Скиталец

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ головы из-под тряпья, с ужасом слушали страшный рассказ.

      Качкой пугали в деревне детей, говорили им, что старый солдат уносит их в своей суме. Никто, кроме него, не ходил с сумой за подаянием; только поп, который несколько раз в год приезжал с Мещанских Хуторов по сбору.

      Качка ушел. Ребята слезли с полатей своим обычным путем через брус на печь – и свесили через «задорогу» свои головы.

      В избе потемнело.

      Бабушка в чулане долго раздувала уголек на шестке русской печи и, наконец, зажгла лучину, сунула ее в светец, стоявший над лоханью. Изба осветилась неверным, блуждающим светом.

      Дед по-прежнему плел лапоть, постукивая черенком кочедыка и смачно понюхивая время от времени темный табачный порошок из берестяной табакерки, ловко насыпая его на ноготь большого пальца и втягивая одной ноздрей понюшку. Продолжая работу, он тихонько напевал под жужжанье веретен протяжную песню:

      Мы пройдем-ка, братцы, вдоль по улице,

      Пропоем-ка мы песню старую,

      Песню старую, Волгу-матушку!

      Как только дед запел – ребята очутились на полу у его ног, они тоже принялись плести что-то из обрезков лык.

      В песне говорилось о старике и старухе, толковавших, кого бы из сыновей сдать в солдаты:

      Уж как сдать ли не сдать сына старшего?

      Да у старшего – дети малые!

      Уж как сдать ли не сдать сына среднего —

      Да у среднего жена ласкова…

      Наконец, решили сдать младшего:

      У него ли нет ни жены, ни детей,

      Да и сам-то он непочетчик-сын!

      В такт пению жужжали веретена. Сквозь завывание вьюги где-то далеко давно уже слышался колокольчик, то замиравший, то вновь начинавший звенеть, словно ночевать просился, да нигде не пускали.

      Песню перестали слушать, но дед все еще пел:

      Не пустили бы ночевать тебя,

      Да уж так и быть – садись ужинать:

      По речам твоим – из солдат идешь,

      А у нас сынок в некрутах забрит,

      В кандалах ушел в службу царскую,

      Двадцать лет прошло и пять годиков

      И неведомо – жив ли, нежив ли?

      Тут он помолчал, постучал кочедыком и под аккомпанемент веретен и прялки закончил:

      Ты, родимый мой сударь-батюшка,

      Ты, родимая моя матушка,

      Узнаете ли свово сына меньшого?

      Женщины продолжали прясть, а ребята удивленно смотрели на деда. Им представлялось – как младший сын воротился к родителям, худой и старый, как Качка, слезы текут у него по страшному лицу с длинным носом и безобразной, наголо остриженной головой.

      Ползком перекочевали к ногам бабушки и, крутя оловянные пуговицы ее синего пестрядинного сарафана, в один голос пристали:

      – Баушка! Сказку сказывай!

      Бабушка стала рассказывать тихим, милым, старушечьим голосом, не переставая прясть и по временам, по ходу действия, петь, СКАЧАТЬ