Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона. Кристи Пичичеро
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро страница 2

СКАЧАТЬ понятий просвещенного пацифизма, космополитизма, гуманизма и прогресса человеческой цивилизации? Однозначно нет. С конца XVII и на протяжении XVIII века эти на первый взгляд абсолютно противоположные феномены были неразрывно связаны. Война, военное дело и просвещение слились воедино в одну из главных проблем столетия, предмет споров и сражения за прогресс.

      Значение Военного просвещения становится понятным в контексте исторического смысла Просвещения[3]. Дать определение Просвещению, также известному как Lumieres, Aufklarung, Illuminismo или Ilustracion, сегодня так же сложно, как и в XVIII веке, хотя люди того времени считали его феноменом французского происхождения [Edelstein 2010: 21, 28]. Просвещение можно считать исторически локальным явлением в силу ряда открытий, сделанных историками. В первую очередь, как утверждает Дэн Эдельстайн, Просвещение развивалось как нарратив, в рамках которого люди конца XVII – начала XVIII века считали себя «просвещенными» по сравнению с представителями Античности и предыдущих исторических эпох. Согласно этому нарративу, зародившемуся в «споре о древних и новых» во французских академических кругах, «текущая эпоха (siecle) была “просвещенной” (eclaire), так как “философский дух” научной революции проник в образованные слои, учебные заведения и даже правительственные сферы» [Ibid.: 2]. Участники Военного просвещения считали себя творцами истории прогресса и были убеждены, что работу армии и условия ведения войны следует улучшить. Ради прогресса в этих сферах деятели Военного просвещения применяли критический философский дух, или esprit philosophique, чтобы лучше понять войну и военное дело. Они также предлагали и внедряли множество реформ.

      Кроме того, деятели Военного просвещения участвовали, а также сами создавали то, что Клиффорд Сискин и Уильям Уорнер считают еще одной особенностью Просвещения. Речь идет о «новых или переосмысленных» формах коммуникации, протоколирования и посредничества, которые становились популярными в XVIII веке: газетах, журналах, справочниках, тайных обществах, научных академиях, кофейнях, почтовой системе и др. [Siskin, Warner 2010:12–18]. Эти средства, наряду с обозначенным выше общим нарративом, способствовали развитию того, что Джон Покок, Доринда Аутрем и другие считают дискурсивным контекстом Просвещения как «серии взаимосвязанных и порой противоречивых проблем и дискуссий» или «очагов, в которых интеллектуальные проекты изменили общество и правительство в глобальном масштабе» [Schmidt 2013: 3].

      Самый значимый из таких очагов – по своему масштабу, субъективной важности в XVIII веке и последствиям для современного общества – касался войны и военного дела. Как отмечает Мэдлин Доби, этот период ознаменовал «появление первого настоящего метадискурса о целях и последствиях войны» [Dobie 2009]. Этот метадискурс был отчасти философским: размышлениями о природе войны и ее правильном ведении, идеальных боевых характеристиках, отношениях между военной службой и гражданством, военных издержках с экономической, политической, моральной, физической и эмоциональной точки зрения. Метадискурс был также практическим и техническим – собственно военным – стремлением СКАЧАТЬ

<p>3</p>

Джули К. Хейс предлагает полезное различие между историческим и философским понятием Военного просвещения в [Hayes 1998]. С философской точки зрения Просвещение как интеллектуальное движение было связано с нормативным рядом идеалов, включая светский либерализм и гражданский гуманизм, и с рациональным научным или философским поиском (esprit philosophique) во имя человеческого прогресса и счастья. Однако общее применение этих аспектов, или понимание Просвещения как единой философии, феномена или проекта, в значительной степени признано неубедительным. Вместо этого многие ученые утверждают, что в течение «долгого XVIII века» разворачивалось множество «Просвещений»: французское, шотландское, католическое, протестантское, ньютоновское, картезианское, атлантическое, средиземноморское и т. д. Классические исследования, например [Кассирер 2017; Gay 1966; Gay 1969], были вытеснены постмодернистскими подходами, рожденными из культурных и лингвистических «поворотов» в научной методологии. Недавним исключением является Дэн Эдельстайн [Edelstein 2010], который реабилитирует анализ Питера Гэя и выступает за унитарное представление сущности и французского происхождения Просвещения. Решительное давление против подобного единого понятия Просвещения заметно в критической многотомной истории Джонатана Израэла. См. [Israel 2002; Israel 2009; Israel 2013]. Критику подхода Израэла и его идеологического определения Просвещения см. в [Democratic Enlightenment 2013]. Классическая формулировка понятия множественных «Просвещений» приводится в [Porter, Teich 1981]. Это разнообразие служит основанием для аргумента Дж. Г. А. Покока, согласно которому ученые должны разработать общее представление о том, что предшествует «Просвещению», поскольку нельзя определить единую унитарную единицу или процесс. См. [Рососк 2008]. Также на тему Просвещения и истории см. [Brewer 2008]. Краткий обзор историографии Просвещения см. в [Schmidt 2014; Schmidt 2013].