В поезде, впервые за долгие годы, Фиса проплакала ночь в подушку. С этого момента холодный брак заледенел вовсе. Демонстративно затыкались уши, едва только Алексей пытался прочитать что-либо из своих черновиков, грубо она выворачивалась из его объятий, передразнивала его сюсюканья, а на званных обедах с престарелыми подругами покойной Алексеевой матери не могла удержаться от саркастического ехидства. Дошло до того, что однажды, то ли в сентябре, то ли в октябре девятьсот одиннадцатого, Фиса попросила у Дарьи лист бумаги и начеркала Алексею расписку, согласно которой спать чете Горецких полагалось теперь в разных комнатах. Перебираясь в гостевую, сентиментальный муженёк почти ревел. Фиса тогда не выдержала, сбежала в расстёгнутом пальто на безумный ночной Невский, а там случилось судьбоносное – лишний билетик в «Собаку» («Гумилёв читать будет, он вас утешит!» – частила тогда Сандра). Так и родилось знакомое трио. Ласковая куколка Эжени, кузина её, милая мужичка. И она. Госпожа Фисс Горецкая.
Меблирашки на Литейном показались Фисе нелепым муравейником. Коридорчик узковатый с глухими норами. Как только Сандра здесь кукует? Весь этаж пах канифолью, под ногами раздражающе скользило, и поломойке следовало бы оторвать руки. Зато было тихо, как-никак, утро понедельника – у кого учёба, у кого служба. Даже дрянные дети, на которых жаловался давеча её горе-курсистка, присмирели и не орали.
Мирек предстал перед ней вполне приличным – в зелёной вязаной кофте и подвёрнутых брюках-дудочках. Умытый, СКАЧАТЬ