В тишине, у мутного зеркала, немного угомонилась – нет, всё так же хороша, глаза страстно блестят, скулы резко выточены, а то, что вокруг рта красно – напротив, хорошо на сумрачный облик ложится, словно целовалась, долго и дико. С нервным смешком Фиса принялась исправлять поплывшие губы, тщательно прокрашивая их масляной французской палочкой.
– Фисс, – в тёмной мути отразилась Эжени, впорхнувшая совершенно бесшумно. И вновь совершенно прекрасная в свечном золоте. – Скажи мне, что всё хорошо.
– Смутно мне, дорогая, смутно, – увидев, как вздёрнулись нитки бровей, сразу поправилась: – Нет, тело моё не отравлено, я пережила чудесное, знала бы ты, как он захлёстывает, как возносит! Но затем… Как в помои швырнуло, мерзко, да ещё и Сандра, дурная неловкая девчонка! Я на неё не сержусь, передай, а нет, сама… Сама скажу. Что это я…
Фиса тряхнула завивкой, разогнала остатки морока и, взметнув пуховкой бронзовое облачко, принялась подрисовывать скулы.
– Я честно рада, что тебе пришлось по вкусу. Только не становись кокаинеткой, они, конечно, томны удивительно, но, вместе с тем, так несчастны! Одно дело – читать про их стенания в стишках, и совсем другое – видеть, как страдаешь ты. Но Фисс умна, Фисс ведь не допустит…
Эжени сбилась. И тогда Фиса с наскреблённой нежностью обняла её, прижавшись к гладкому лбу:
– Не допущу, поверь. Это лишь увлечение, ещё не мания.
– А Квятковский? Очаровал тебя?
Фиса расхохоталась:
– Ваш шановний пан бесспорно интересен, но слишком уж чванлив. Мне хочется его испытать – думаю, будет презанятно.
2.1. Зайковский
Волнение, одно лишь волнение жило в воспалённом мозгу Зайковского, спутанные мысли закручивало, как качельные канатики. Он ничерта не выспался минувшей ночью, а потому откровенно клевал носом в кулуарах Таврического дворца. До заседания оставалось полчаса, примчался пораньше, благо, расторопный секретарь Коля позаботился, чтобы господин депутат не прикорнул на софе.
Узел галстука давил шею, а лоб верно покрывался испариной. Быть сегодня буче, подсказало чутьё, стоило Зайковскому взглянуть на разгорячённых представителей правой фракции. Ясное дело, Пуришкевич и ему подобные не преминут превратить первое же заседание в свой бенефис, какой-нибудь номер да выкинут.
– А, Родион Дмитриевич, – раздалось сбоку. – Ну-с, готовы к политическим распрям?
То был его сопартиец Виктор Клементьевич Скворцов, импозантный седоголовый джентльмен из Херсонщины. Знал его Зайковский давно, ещё с «экономических бесед», где этот ловкий, умудрённый годами юрист с некоторой ленцой обсуждал нюансы рынка. Общались немного, едва бы набралось с десяток недолгих и странных разговоров о судьбе России, однако всегда господин Скворцов обращался к Зайковскому с обволакивающим покровительством. СКАЧАТЬ