– Простынешь. Снимай платье.
– Из ума выжил? Я ни за что не буду снимать платье при тебе!
Нижняя челюсть Фила выдвигается вперед. Его коробит моя упертость.
– Думаешь, в тебе есть что-то особенное? – с какой-то иронией в голосе говорит.
Задевает, надо сказать. Он вообще делает все, что меня трогает. Как маленькая девочка хочется доказать, что Шахов не прав.
– А вдруг есть, Пиппин?
– Не смеши меня, Лиззи. В тебе нет того, что меня привлекало бы.
Чувства по кругу пускает. И стыдно, и доказать обратное хочется.
– Ты же… Врешь? – в тишине салона мой голос звучит будто бы жалобно и до невозможности громки. По ушам бьет.
Шахов новь профессионально хмыкает. Его глаза полны огня. И свет включать не надо.