Удача наконец улыбнулась мне – я попала в самый пик бархатного сезона, когда на курорте много семей с маленькими детьми и влюбленных парочек и почти нет одиноких скучающих «холостяков», оставивших дома грузных, замотанных бытовухой жён. Никто не приставал ко мне, и я могла спокойно загорать, тоннами поглощая персики и детективы и наблюдать за чужой радостной суетой, сама в ней не участвуя. Давно привыкнув к своей роли стороннего наблюдателя, а не участника бурлящей вокруг жизни, я научилась извлекать из неё немало удовольствий, хотя, со стороны, возможно, выглядела как старушка с лицом девушки – настолько пассивным был мой отдых.
Я ожидала пока дома – в дождливом и сером городе закончится эта мышиная возня; шумиха, поднятая газетами вокруг моего имени, поутихнет и случиться что-нибудь по-настоящему стоящее, что, наконец, отвлечет людей от моих проблем. Менять место работы, и, тем более, жительства, я не собиралась, решив, что девушка я взрослая и повышенное внимание коллег и тем более, соседей, как-нибудь переживу.
Несмотря на то, что любой компании я предпочитала одиночество, к концу отдыха всё же сдружилась с молодой, шустроглазой Леночкой, приехавшей на отдых с маленькой дочерью, и вместе с ними принялась посещать многочисленные экскурсии, представленные здесь в изобилии.
Но не одна из красот старого города не произвела на меня такое впечатление, как поход к гадалке, когда мы с Ленкой, оставив шестилетнюю Аришку на попечение отельных аниматоров, устраивавших детский праздник, решили съездить в город за сувенирами.
Прогуливаясь по узким улочкам, Ленка узрела вывеску на русском: «Гадаю по руке. Великая прорицательница Юдифь», и затащила меня в тёмное, пропахшее благовониями помещение.
– Тебе гадать не буду, – с порога заявила Ленке старая высохшая женщина, мешая русские и турецкие слова, – Ума сначала наберись, глупая! Как ребенка без отца оставишь? Тфу! – сплюнула старуха в досаде прямо на земляной пол и обернулась ко мне, – А вот ты…, – она прожгла меня взглядом чёрных, как угольки, удивительно молодых глаз, живших отдельно от желтого морщинистого лица, – Присядь.
Я послушно опустилась на мягкий пуф, коих было здесь великое множество, и огляделась: жилище старухи – а это, несомненно, было именно жилище, а не просто комната для приёма посетителей – являло собой удивительное зрелище. Удивительное сочетанием бедности и богатства, захламлённости и чистоты, старины и современности. Здесь органично уживались дорогая, явно антикварная серебряная посуда и кружки с отбитыми ручками с логотипом известного супермаркета на боку; парчовые шторы соседствовали с жалюзи, а стены безо всякой отделки и пол, который не потрудились застелить даже простой доской, дополняли убранство.
Старуха долго хмыкала и бормотала, уставившись мне на ладонь, а потом негромко проговорила, коверкая слова сильнейшим СКАЧАТЬ