то тут за руку возьму. Он, к слову, и не сопротивлялся. Быстро у нас всё закрутилось. Сватать меня не к кому идти было, не к маме Гуле же! Та со мной здороваться перестала. Люда, как узнала про нас с Ильнуром, ни слова мне не сказала. Посмотрела только так же серьёзно, как в нашу первую с ней встречу, и ушла. Я потом уже узнала, что она забрала Тильду и уехала к отцу в Москву. А мы с Ильнуром поженились и начали свою жизнь устраивать. Только вот недолго длилась радость моя. Я себе Ильнура напредставляла, а в жизни он оказался совсем другим. Жёстким, даже жестоким. Грубым. Слова ему лишнего не сказать – кричать начинал, ругаться. А потом и поколачивать меня стал. То постирала плохо, то обед остыл, то на полу соринку увидел какую, то с почтальоном говорила долго слишком… Детей нам Аллах не дал. Я тогда переживала, плакала, а теперь понимаю – к счастью это. Иначе бы не нашла я в себе силы уйти. А так и не держало ничего. Мне двадцать восьмой год шёл, когда я решилась. Поняла, что не могу так больше. И что всё это время, пока я жила с Ильнуром, не только он меня мучал, но и совесть собственная. Всё это мне в наказанье было, что так с единственной родной душой обошлась. Я хотела найти Люду, в ноги ей упасть и прощения просить. Но где она живет, как устроилась, нашла ли отца – не знала. Мама Гуля к тому времени уже умерла, а меня Ильнур даже на похороны не пустил. Видимо, и сам вину за собой чувствовал, вот и не хотел никаких ниточек с семьёй Иваненко иметь. Собрала я сумку, пока муж на ночном дежурстве был, – он на тот момент уже завотделением стал, и зачастую по две смены работал, – и уехала на перекладных до Москвы. Разговорились с одним водителем, я ему рассказала, что в никуда еду. А он пожалел меня, глупую. Довёз в Москве до Трёхгорной мануфактуры, у него там тётка ткачихой работала. Она меня к себе в ученицы взяла. В тот день я и перестала быть Динарой. Отсекла свою половину имени, как и подружку когда-то. Как я дальше жила – долгая история. Скажу только, что помучалась по общежитиям, пока за выслугу лет комнату не дали в этой самой квартире. А в девяностые годы, когда деньги появились, мне повезло крупно – смогла целиком её выкупить у соседей-пьяниц, очень уж она мне понравилось. А Люду пыталась отыскать, да где её найдёшь в таком большом городе! Не по улицам же ходить, людей расспрашивать… Осознала я тогда, что предавая других, особенно тех, кто тебе доверяет, навсегда теряешь частичку своего сердца… С тех пор много воды утекло. Я сама стала помогать другим, кто в трудную ситуацию попал. А в итоге вот, – старушка обвела рукой помещение, – стала Хранительницей дома. Ко мне все ходят, все доверяют. Поклялась, что больше никогда никого не предам. Буду поступать так, как подсказывает совесть, чтобы после не жалеть. И ни разу обещания своего не нарушила. А сегодня вот очередная годовщина того дня, когда я в последний раз Люду видела. Потому и отмечаю, будто бы оказываясь в миг, когда мы только подружились: в махонькой квартирке весенним вечером, с пирогами и абрикосовым чаем, Людиным любимым… Когда она ещё не знала, кого пожалела.
Повисшую в комнате тишину нарушало лишь жужжание мухи, бьющейся
СКАЧАТЬ
