Хотел, мужик, было возмутиться, но не для себя, же чудовище просит, для сиротки. А ему самому, на что мальчишечье пальто? А мать хранила обновки – продать хотела так и не продала, слишком бедные в деревне люди жили, ей то, бесплатно от отца достались. Ушли незваные гости, а мужик дверь запер, да и уснул. Утром проснулся, пошел до ветру, смотрит, а его мать старуха сидит у яблони, маленькую веточку детским пальтишком прикрыла, и яблоки в землю зарывает.
– Сказал же, что бы и носа сюда не показывали. – Сказал мужик, и, хотел было замахнуться на старуху, та ему и молвила.
– Хоть топором меня руби, не сойду с этого места. – Сказала она, и глаза платочком промокнула. – Погубила я мать твою, можешь меня за это хоть топором рубить. Только, дождись, когда мое тело в прах обратится, и в землю уйдет.
– Как же ты сиротку пожалела, а мать мою со света жила.
– Погубила мать твоя ребеночка моего, принятого, за пару яблок, что осенью опадают, а весной появляются. Знала я, что человеческое дитя, к людям потянется, нельзя ребенку, без других детей, вот и поселилась вблизи деревни. В лесу яблоки маленькие да кислые, вот он и позарился на ее сад. Она его этой веткой и прибила, да под яблоней зарыла. Как узнала я об этом, обозлилась, не смогло мое черное нутро не гневаться. Убила я ее для свершения, обряда не доброго, для дела не чистого. Приложила я веточку, какой она его прибила, к яблоне, теперь каждую ночь рождается мой человечек из яблочка, что появляется на этой веточке, живой да здоровый. Поэтому руби меня! Не могу я покинуть этого самого места.
Пошел мужик за топором и разрубил чудовище и ветку от дерева отрубил, а из нее засочилась кровь и смыла прах нечисти за забор, на дорогу. Ведь, где живет человек, там нет места ни для чего не человеческого.
Три чертенка закопанных в землю
Пошла, как то, девушка Аоя за ягодами и грибами в лес. Шла, пока не нашла живую кочку, словно сама земля через нее дышала. Ткнула девушка в нее палкой, та и лопнула, хоть и страшно стало, но решила она подойти посмотреть. А там, в образовавшейся яме, трое чертят, лежат. Ведать злобу свою плохой человек зарыл, а она знай да и обратилась чертятами, что бы, когда подросли, творили бесчинства и мстили за хозяина. А пока маленькие, они злобой людской не вскормлены, лежат, друг друга грызут, ручками машут, кулачки крутят. Для того, что бы люди любили злиться, гневаться и ругаться, были они симпатичные, да хорошенькие, как всякие детеныши. Вот и сжалилось девичье сердце, ведь совсем они без людской вражды истощают, глядишь и сгинут. Переложила, что набрать успела, из корзины в платочек, чертят, в корзину положила, и побрела домой.
Вот и стала девушка думать, обычную людскую пищу чертята не едят, а ругаться ей не с кем, чем кормить малышей. Идет она мимо домов и слушает, где только ругань и драка, встанет под окошком и ждет, пока малыши покормятся. Так и стали жить.
Но только, думает девица, нужно им имена дать, ведь не хорошо это, что дети без имён живут. Пошла она к идолу и взмолилась:
СКАЧАТЬ