к калитке на улицу, вдруг обнаружил поразившую его новость: около погреба образовалась замечательная и просторная лужа (почти как в гоголевском Миргороде, и будто специально к его приезду – «такая совпадения»). Лужа сразу же затмила в его воображении даже вольницу улицы, и естественно, что он немедленно направился к ней. Подойдя поближе и заглянув в неё, он увидел в зеркале воды на фоне голубого неба маленького мальчика в шубке и капоре с большими глазами и вздёрнутым – «кнопкой» – носиком. Это как будто было похоже на его портрет, но Борька усомнился, и для проверки слегка топнул ботиком по луже – изображение исчезло, потом появилось вновь, всё дрожащее рябью. И автора эксперимента эти изменения чрезвычайно заинтересовали и понравились. Он решительно вошёл в середину лужи и, подпрыгнув, сколько позволяло всемирное тяготение, обоими ботиками топнул одновременно. Мириады брызг разлетелись вверх и в разные стороны, сверкая на весеннем солнце радугой. Это неожиданно-прекрасное зрелище так заворожило Борьку, что он принялся подпрыгивать с возможной быстротой, чтоб сохранить непрерывность картины, и, прищурив глаза, засмеялся, повизгивая от радости и счастья… В апогее Борькиной эйфории, выбежавшая на крыльцо бабушка, ахнув, с ужасом увидела, что всё белоснежное в недалёком прошлом облачение внука мокро и приобрело серо-грязный цвет, поднятой со дна лужи грязью. Незадачливый молодой «капитан Немо» был немедленно доставлен обратно на кухню и посажен на скамью рядом с дедом, извещённым тут же бабушкой о вселенской беде и ошарашенным то ли недейственностью своего: «Щоб я вид тэбэ ни якой шкоды…», то ли лицемерием дорогого внучка, позволившего себе такую непоследовательность. Ни дедушка, ни бабушка – надо сказать – никогда не воздействовали на Борьку физически, но только морально. Вот и теперь: оба стали сосредоточенно демонстрировать свою крайнюю занятость чем-то, но не внуком – как бы не замечая исследователя водных глубин. Борька проникся и хмурой сосредоточенностью деда, и последующими бабушкиными «охами», которые демонстрировали её страх перед возможной – после утреннего холодного душа из лужи – весенней простудой «экспериментатора» и был искренне огорчён: даже сиявшее в окна солнышко уже не казалось ему таким ярким и весёлым… Просидев в задумчивости «на скамье подсудимых» около часа (что Борька едва смог вынести при его подвижном характере), после того, как его ступни натёрли какой-то пахучей жидкостью и засунули их в шерстяные носки домашней вязки и видя, что шубка и капор подсыхают и принимают почти прежний вид, а бабушка как будто не только отошла от недавнего потрясения, но вроде бы и «забыла» об этом, что позволяло надеяться на помилование, преступник и он же потерпевший счёл возможным обратиться к деду, как к собрату по мужскому сословию:
