– Хорошо, – я почувствовал, как вспотели ладони, и взялся за пешку, – тогда я выхожу из комнаты, спускаюсь на первый этаж, вылезаю из окна в коридоре, через которое курит охрана, чтобы не выходить. Иду вдоль корпуса и в дыру? Почему тогда никто ещё не сбежал так?
– Потому что никто не знает, кроме Ниро́ и меня. Я заметила, как они ковыряли забор, а этот болван мне всё выложил. Убегать не резон, сам знаешь, – Кисси посмотрела на серое здание интерната, за которое закатывалось солнце, – здесь, конечно, не сахар, но на улице…
– Да, там хуже.
Все беспризорники это знали. Пусть в интернате к нам относились равнодушно почти всегда, так даже лучше. Обычно, когда люди замечают одиночек – ничем хорошим это не кончается. Мы с Кисси переглянулись, встали из-за стола. Она шепнула: "Постарайся быть между двумя и тремя ночи", и мы разошлись. Грядущая вылазка будоражила ум. Я чуть не бросился ночью проверять, на месте ли дыра в заборе, но остановил себя. Конечно, где-то на задворках сознания вертелся ехидный голос, который твердил, что всё это не больше, чем розыгрыш, который организовал Ниро́ и его подружка, чтобы побольнее задеть уродца. Я отмахивался от него. Хотелось верить в то, что у меня есть друг, который хочет видеть меня рядом. Человек, рядом с которым я в безопасности и могу говорить о чём угодно. А Кисси была ещё и красива. С ней я чувствовал себя просто нормальным человеком.
Следующий день был солнечным, вечер обещал быть тёплым. Настроение было настолько хорошим, что хотелось петь, но я не знал ни одной песни. Потому просто ходил и скрывал улыбку. День, как назло, тянулся медленно и мучительно, а вечером наш этаж отправили подметать дорожки вдоль корпусов. Я опасался столкнуться с Ниро́. Он жил на моём этаже вместе со своими дружками и вышел на уборку тоже, но не обратил на меня внимания. Зато я навострил уши, когда услышал обрывок разговора.
– Сегодня ночью наведаюсь. Кисси будет дежурить, и я к ней подвалю. Наедине она ломаться не будет.
Ниро́ изобразил однозначно, чем собирался заняться. Я постарался отойти подальше. Сердце колотилось в ушах, от гнева тряслись руки. Хотелось сдавить эту толстую волосатую шею и не отпускать, пока Ниро́ не замолчит навсегда. Воспитатель скомандовал сдавать инвентарь и строиться.
– И когда пойдёшь? – услышал я краем уха и замедлился.
– Часа в три, до рассвета вернусь.
Я решил, что пойду раньше и расскажу всё подруге. Она точно встретит его так, что Ниро́ потом с неделю ходить будет только через боль. После душа я еле дождался отбоя. Радовало то, что под моим весом не скрипела кровать. Когда в комнате спят четыре человека – сложно выйти тихо, если от каждого движения раздаётся душераздирающий скрип. Обычно мои соседи засыпали не сразу, подолгу шушукались, но сегодня все были какими-то уставшими. К полуночи они похрапывали. Я аккуратно встал, переоделся, взял ботинки и выглянул в коридор. Обход был около получаса назад, охрана СКАЧАТЬ