Яркость Европы, разнообразие ее архитектуры, неисчерпаемость ее культурного богатства, улыбчивая приветливость европейцев, пьянящий дух свободы, разлитый повсюду, – все это составляло разительный контраст с тусклой, серой Россией, с ее толстыми, тупыми коротко стрижеными бандитами в черных кожаных куртках; толстыми надутыми новыми русскими в ярких пиджаках, их вульгарными тощими подругами, обвешанными бриллиантами, и непреходящей злобой нищего народа на грязных улицах.
Частые полеты в Европу сделались для Норова жизненной необходимостью, он ждал их с нетерпением, как тайные побеги в «самоволку» из унылой солдатской казармы.
Секретари планировали его вояжи с исключительной тщательностью. Они сравнивали культурную программу в разных городах, созванивались, уточняли, рассчитывали даты так, чтобы каждый визит был максимально насыщен мероприятиями. Затем, получив его одобрение, заказывали места в ложах, сьюты в дорогих отелях, обеды в «мишленовских» ресторанах, лимузины и индивидуальные экскурсии.
Вся эта вип-мишура стоила чертову кучу денег, но она была частью праздника, вроде торжественного вечернего наряда на званом ужине, и он ее тоже любил.
Много позже, отойдя от дел и поселившись в далекой французской деревне, он осознал, что та нарядная, сияющая, переливающаяся разными огнями и цветами столичная Европа, в которую он двадцать с лишним лет назад влюбился, с ее музеями, театрами, дорогими отелями, лимузинами и вышколенной обслугой, была чем-то вроде великолепного, хорошо срежиссированного спектакля, в котором принимали участие десятки тысяч человек, а зрителями, купившими дорогие билеты в партер и ложи, были богатые туристы, вроде него.
Настоящая Европа, будничная, работящая, прозаичная, скупая и скромная, была совсем иной, похожей на ту, праздничную, ничуть не больше, чем рабочая спецовка на расшитое мишурой и блестками вечернее платье. Подавляющее число простых европейцев бывали в столицах своих стран не больше одного-двух раз в жизни; роскошь видели разве что в кино и, в отличие от русских, воспитанных на сказках про щучье веленье, не отравляли себя грезами о богатстве.
К этой непритязательной, приветливой, повседневной Европе он привязался даже сильнее, чем к той, парадной, показной. Он перестал ездить в любимые им когда-то столицы, тем более что облик их стремительно менялся: целые кварталы заселяли мигранты, не говорящие на европейских языках, по главным улицам толпами бродили туристы в трусах и сланцах; в музеи выстраивались многочасовые очереди… Нет, туда его давно не тянуло. Все переменилось, а главное – он сам.
– Как вы думаете, Лиз, сколько времени займет замена стекла? – спросил Норов, чтобы вывести Лиз из оцепенения.
– Я попробую вызвать людей из фирмы, которая устанавливала здесь окна, – озабоченно проговорила Лиз. – Но неизвестно, работают СКАЧАТЬ