Пастух и пастушка. Звездопад. Виктор Астафьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ сапоги с такого же, как он, молоденького лейтенанта, полёгшего со взводом в балке. Стянул, надел – у него непереносимо, изводно стыли ноги в этих сапогах, и он поскорее сменял их.

      Теперь вот у него такое ощущение, будто весь он в сапоге, стянутом с убитого человека.

      – Промёрзли? – спросила хозяйка.

      Он потёр виски ладонью, приостановил в себе обморочную качку, взглянул на неё осмысленно. «Есть маленько», – хотелось сказать ему, но он ничего не сказал, сосредоточил разбитое внимание на огне под таганком.

      По освещённому огнём лицу хозяйки пробегали тени. И было в её маленьком лице что-то как будто недорисованное, было оно подкопчено лампадкой или лучиной, проступали отдельные лишь черты лика. Хозяйка чувствовала на себе пристальный, украдчивый взгляд и покусывала припухшую нижнюю губу. Нос её, ровный, с узенькими раскрылками, припачкан сажей. Овсяные, как определяют в народе, глаза, вызревшие в форме овсяного зерна, прикрыты кукольно загнутыми ресницами. Когда хозяйка открывала глаза, из-под ресниц этих обнажались тёмные и тоже очень вытянутые зрачки. В них метался отсвет огня, глаза в глуби делались переменчивыми: то темнели, то высветлялись и жили отдельно от лица. Но из загадочных, как бы перенесённых с другого, более крупного лица, глаз этих не исчезало выражение покорности и устоявшейся печали. Ещё Борис заметил, как беспокойны руки хозяйки. Она всё время пыталась и не могла найти им места.

      Солома прогорела. Веточки акаций лежали горкой раскалённых гвоздиков, от них шёл сухой струйный пар. Рот хозяйки чуть приотворился, руки успокоились у самого горла. Казалось, спугни её – и она, вздрогнув, уронит руки, схватится за сердце.

      – Может быть, сварилась? – осторожно дотронулся до локтя хозяйки Борис.

      – А? – хозяйка отпрянула в сторону. – Да, да, сварилась. Пожалуй, сварилась. Сейчас попробуем. – Произношение не украинское, и ничего в ней не напоминало украинку, разве что платок, глухо завязанный, да передник, расшитый тесьмою. Но немцы всех жителей, и в первую голову женщин, научили здесь затеняться, прятаться, бояться.

      Люся выдвинула кочергой чугун на край припечка, ткнула пальцем в картофелину, затрясла рукой. Сунула палец в рот. Получилось по-детски смешно и беззащитно. Борис едва заметно улыбнулся.

      Прихватив чугун чьей-то портянкой, он отлил горячую воду в лохань, стоявшую в углу под рукомойником. Из лохани ударило тяжёлым паром. Хозяйка вынула палец изо рта, спрятала руку под передник. Потерянно и удивлённо наблюдала за действиями командира.

      – Вот теперь налейте и мне, – поставив чугун на стол, произнёс лейтенант.

      – Да ну-у-у? – громко удивился Мохнаков. – К концу войны, глядишь, и вы с Корнеем обстреляетесь! – подкова рта старшины разогнулась чуть ли не до подбородка, выражая презрение, может, брезгливое многозначение иль ещё какие-то скрытые неприязненные чувства, которыми полнился старшина всякий раз, когда пьянел. Вновь его обуревал кураж – так называется это на родимой сторонушке взводного и помкомвзвода СКАЧАТЬ