Я снова и снова возвращалась к нему, прокручивая в голове инцидент, произошедший позднее в ту ночь. Почему папа решил подарить мне тот кулон именно тогда? Знал ли он, что нас ждет? И если да, то почему не сказал своей семье?
Это было странное утро. В воздухе висело жутковатое затишье. Я пробиралась вдоль дюн, отгоняя от себя дурные предчувствия и настраиваясь на изнурительную охоту с участием самых выносливых парней в нашей группе.
Вымотанные ноги кричали о пощаде. Возвращаясь домой, я едва обращала внимание на растущий дискомфорт в мышцах.
Внезапно воздух пронзил пронзительный крик моей матери: – Рахим!!! Нет!!!
Мое сердце сжалось, ее панические крики эхом доносились с заднего двора. На спуске с дюны передо мной открылось ужасающее зрелище. Вокруг нашего домика орудовала стая гончих в черном, на крыльце плакала мама, а отца удерживали под локти.
Папа решительно повернулся, пытаясь дотянуться до мамы.
– Все будет хорошо, родная, – прохрипел он, протягивая руку, – позаботься о нашей дочери… Убереги ее.
Когда подключились еще два гончих, они с ожесточением потащили его к своей дюнной машине.
Страх сковал меня, поскольку один из гончих двинулся к маме, хватая ее за запястье и делая транквилизирующий укол.
Оцепенев, я видела, как она опускалась на колени, ее слезящиеся глаза были устремлены в сторону исчезающего в пыли отца. Я попытался закричать, запротестовать, но мой голос предал меня – застрял в горле.
Я бросилась к машине гончих, боль в мышцах ушла на второй план. Глаза отца – голубые, как небо в безветренный день, – неотрывно следили за мной из тонированного окна. Его губы шевелились, я не могла расшифровать ни слова – мольба или, напротив, заверение.
Я стучала по стеклу, разделявшему нас, но поток моего отчаяния никак не пробивал защитное стекло. Отец прижал к нему ладонь, грустная улыбка озарила его изможденное ветрами лицо.
Сдерживая слезы, я приложила свою руку к его.
Машина тронулась с места с диким ревом, оставляя меня стоять в клубах пыли. Разворачивался мой худший ночной кошмар.
Я слышала, как ровно рокотал мотор, эхом разносясь по пыльной дороге.
Танец миражей вдалеке стал сменяться видом удаляющейся машины, а мои глаза, теперь еще сильнее замутненные потоками слез, щедро поливали выжженную почву.
Ноги подкосились, и я рухнула на песок.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я оставалась на коленях под палящим солнцем. Внезапно вокруг меня сомкнулись чьи-то крепкие руки, прикрывая меня от солнца.
Я извернулась, уткнувшись лицом в воротник Зорана, в попытке заглушить свою душевную боль.
Легкие наполнились благоуханием лимонной травы.