Фэйлэр, твердила она себе, глядя под ноги и стараясь не замечать тени, приближающиеся к ней со всех сторон, не убегай от своей судьбы, помни, кто ты и кем будут твои дети. Дети, которые жду тебя дома, надеясь, что ты не забудешь о них вновь. Они верят, что ты вернешься домой. Верят, что картины не затянут тебя с головой, а отпустят к ним, дадут возможность о чем-то поговорить или куда-то сходить. На глазах девушки выступили слезы, ее малыши и так растут практически без матери, а тут еще и духи прошлого готовы забрать ее себе, оставив их жить с глуповатым, думающим лишь о своем благополучии, отце.
– Не бойс-с-с-ся за них, – из-за под черной мертвой сухой земли послышался мягкий шипящий голос, – я вижу их будущ-щ-щ-щее. Твоя дочь будет как ты, но в разы с-с-с-сильнее.
– Что ее… что их ждет? – земля вновь задрожала, но ответа не последовало, – что их ждет, Тиадрин? – повторила вопрос эльфийка, – что ждет моих детей?
– Любовь, – из-за образовавшихся в сухой мертвой земле трещин было стало нечто, покрытое зеленой чешуей, – они обретут любовь на вс-с-сю жизнь.
– А они…пойдут по моим стопам? – голос Фэйлэр задрожал, – скажи, что нет. Пообещай мне, что нет! – и вновь тишина, – ты обещал мне помочь! – даже земля перестала дрожать, – Тиадрин!
Тьма окружила девушку, не давая выбраться из западни, куда она забрела по своей воле. Вокруг не было ничего, даже мрачной пустыни, лишь черная пустота и виднеющиеся вдалеке скалы.
– Ты же не хочешь ос-с-статься здес-с-с-сь, пока тебя ждут там? – огромный зеленый змей, чья голова была покрыта перьями как у разноцветных птиц, выползло из темноты и нависло над девушкой, – тебе уже пора закончить эту картину, а не с-с-с-сидеть здес-с-с-ь вечнос-с-с-сть.
– Ты прав, – вздохнула Фэйлэр, даже не взглянув Тиадрину в глаза, – просто там…там не мой мир, мой мир здесь, внутри этого клочка бумаги, покрытого черной краской и слоем пыли. Я понимаю это. Я знаю это. Но я не могу здесь жить. Хотя мне надо. Мне надо навсегда переместиться в мир страха, боли и отчаяния. Но моя семья…она же в самой светлой части Аведлира.
– Иди, – Тиадрин одобрительно кивнул головой, –тебе пора, – змей вновь скрылся в темноте, – ничего не бойс-с-ся, Фэйлэр. И люби детей. Им ещ-щ-щ-ще жить и жить.
– Я не хочу, чтобы с ними было то же самое, что со мной, – эльфийка с грустью взглянула на исчезающий во тьме змеиный хвост, – последний вопрос, а они узнают правду?
– О том, кто они? Да, – раздалось из черной пустоты, – но не с-с-с-скоро.
Девушка закрыла глаза и подняла голову к небу, чувствуя, как слабый холодный ветер гладит ее бледную тонкую кожу. Она знала, что чему быть, того не миновать, но ей хотелось отдалить как можно сильнее тот момент, когда сын с дочерью все поймут. Пусть лучше они живут в неведенье о своем происхождении, влюбляются и женятся. Гримдир – это не то место, куда можно поехать на лето, вместо моря.
Фэйлэр отсела от холста, закрыв глаза руками. Очередная картина стала проходом в родные края, о которых девушке хотелось бы забыть. Но как же трудно забыть то, что идет за тобой по пятам. Эльфийка оглядела комнату, в которой находилась: цветы, расставленные по углам, краски и картины на полу, гроза за окном. За дверью навзрыд ревели дети, о которых вновь забыли.
– Он поможет нам, – Фэй открыла дверь, впуская в свой кабинет невысокую белобрысую девчонку и точно такого же мальчишку, который сразу принялся копаться в горе порванных листов, пытаясь найти что-то, чем можно было бы поиграть.
– Тиадрин поможет нам всем, – Фэй повернулась к огромной картине, на которой был нарисован черный дракон, извергающий фиолетовое пламя, напротив которого стояли два снежных эльфа, – и мне, и вам. И тем, кого вы полюбите.
I
Казалось, отец слишком сильно нервничал перед этим, как он выразился, знаменательным днем, который, я надеялась, не наступит никогда. Пожилой эльф ходил по всему нашему особняку из угла в угол, осматривал каждую полку на наличие пыли или грязи, огрызался, когда его о чем-то спрашивали и бубнил себе под нос что-то о том, что никто не умеет готовиться к свадьбе, и лучше бы он сам организовывал все, а не полагался на свою глуповатую жену-художницу, решившую сделать все по красоте. Еще чуть-чуть и я начала бы думать, что замуж выхожу не я, а мой отец, иначе мне совсем не понятна его паника и тревожность, из-за которых он похудел на несколько килограммов. Он, в смысле отец, мой отец, как только получил письмо от моего будущего имперского мужа, приехавшего в наши снежные края, сразу же заказал у лучших эльфийских мастеров пошить ему красивый пиджак, подходящий к его «парадным и почти не грязным» штанам.
Часы, весящие СКАЧАТЬ