Проблемы у нас начались ранней весной, когда в ресторане от меня поставили перед выбором работать полную смену или уволиться. Но чтобы работать полный день, для этого нужно было перевестись на заочное отделение. Однако в этом случае мне грозил призыв в армию.
Целыми вечерами мы с Цилей ломали голову, как решить проблему. Сама Циля работать не могла. Её трудовая книжка осталась в Торжке. Наконец, мы остановились на том, что я не буду торопиться с переводом на заочное. А она договорится с бабушкой, чтобы та привезла ей из Торжка документы.
Встречу с бабушкой Циля хотела назначить на Ленинградском вокзале. Поэтому я не удивился, когда однажды придя домой, не увидел там Цили. На торшере лежала её резинка для волос и, увидев её, меня это совершенно успокоило. Пару минут я бродил по квартире в поисках записки, однако её не было. И лишь открыв шкаф, и обнаружив там пустые полки, я понял, что Циля уехала. Причём без срока.
К такому повороту я был совершенно не подготовлен. Известие об уходе Цили обрушилось на меня также, как крыша храма на бедного Самсона. Придавленный тяжестью её отъезда я не мог ни есть, ни пить, ни думать об учёбе. А ведь если б я не сдал сессию, то призыв в армию был бы неминуем! Однако же понимая всё это, я продолжал не притрагиваться к учебникам. Институтские конспекты, сложенные в рюкзаке, лежали у ножки стола не тронутыми. Единственное, на что мне хватило сил, это открыть бутылку водки и влить её в себя. Алкоголь, несмотря на распространённое заблуждение, что он должен облегчить твоё положение, только ухудшил дело. Я начал бредить.
Мне вдруг стали мерещиться комариные рыла и лапки в огромном увеличении. Лёжа с закрытыми глазами, я часами наблюдал за бесконечным сплетением линий на мушиных брюшках, мохнатыми уступами лапок и так далее. Это походило на невыносимый наркотический бред. Я не думал, что уход девушки может так на меня подействовать! Поступок Цили меня раздробил! Разбил! Уничтожил! Примерно так, как орёл раздробляет панцирь черепахи, бросив её сверху. Мне хотелось двигаться, но я не мог идти.
По –настоящему я запаниковал недели через две, когда ощущение, что я её больше не увижу, обрушилось на меня также, как воды Потопа на погрязшую в грехе землю. Я по –прежнему не хотел есть, ни думать о работе. Водка не помогала. Я пил её, как воду, ощущая горечь во рту. Закуски не было. За ней мне было лень идти в магазин. Хлеб и тот кончился.
Хуже всего, что я не мог поделиться своим горем ни с кем, так как считал своё положение унизительным. Меня охватили горячка и какое- то уныние одновременно. Часами я лежал, глядя в стену, которую мы с Цилей обклеили обоями. Однажды мне пришла в голову идея послать Циле телеграмму. Эта идея так возбудила меня, что, вскочив, я побежал СКАЧАТЬ