Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. Александр Степанов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия - Александр Степанов страница 60

СКАЧАТЬ атрибуты предельно выпуклы и заострены. Перед нами не житейская сценка, а специально устроенное зрелище, миниатюра «из жизни», представленная на потеху публике бродячими комедиантами[352].

      Но художник перенес представление с городской площади в центр мира, превратил в публику нас самих – и вот уморительная сценка становится аллегорией. Глупость необъятна и бесконечна; дурак надеется на помощь от плута, плут охотится за дураком – так было от века и пребудет впредь до Судного дня. Кто же в таком случае зритель? Разумеется, это сам ироничный умница Босх и все мы, умники и ироники, стоящие за его спиной. Что бы мы делали, не будь на свете дураков? Такова «похвала глупости», провозглашаемая Босхом. Любителям эзотерики, блуждающим в море иконологических интерпретаций, можно порекомендовать это произведение как профилактическое средство от чрезмерной доверчивости[353].

      В королевской спальне в Эскориале висела доска с изображениями семи смертных грехов и четырех Последних вещей, купленная Филиппом II у наследников де Гевары. Король больше всего любил эту работу Босха[354]. Созерцанием ее Филипп начинал и заканчивал каждый свой день.

      Когда-то эта картина была столешницей. По замыслу неизвестного нам заказчика, поручившего Босху создать своего рода пособие для благочестивых размышлений, «зерцалом мира» является здесь всевидящее око самого Бога. Он изображен в образе Христа в самом центре, на месте зрачка. Восстав из гроба, Спаситель показывает свои раны. Под фигурой Христа написано: «Берегись, берегись, Бог видит». На внешнем кольце изображены семь сценок по числу смертных грехов. Внизу и наверху на лентах приведены выдержки из предсмертной песни Моисея. Внизу: «Сокрою лице Мое от них (и) увижу, какой будет конец их». Наверху: «Ибо они народ, потерявший рассудок, и нет в них смысла. О, если бы они рассудили, подумали о сем, уразумели, что с ними будет!»[355]

      Очередностью этих цитат указана последовательность разглядывания сценок. Начинать надо с нижней, самой большой, – с «Гнева». Особое место Гнева среди прочих грехов – знак того, что заказчик считал этот грех тягчайшим. Но было бы грешно изображать Гнев гневно; гневом Гнев не убьешь; убить Гнев можно только смехом – таков, вероятно, был ход мысли Босха. Невозможно смотреть серьезно на драку двоих озверевших вилланов на прелестной лужайке близ таверны «У льва». Стол, за которым они пили, опрокинут, табуретка нахлобучена на голову одного из соперников. Ошеломленный этой атакой, он рычит и тянется за мечом, путаясь в складках плаща, а его противник, скинув плащ и выставив кувшин, как щит, выхватил кривой зазубренный клинок. Женщина, которой кто-то из них подарил туфли в знак брачного предложения, предпочитает шустрого – и она-то, конечно, его усмирит. Над проигравшим виден в отдалении флажок со львом, над победителем осел высовывает голову из стойла. Первый могуч, «аки лев рыкающий», но он туп, он упускает добычу. Второй ее забирает, но и он дурак, ибо не понимает, что женщина превратит его во вьючного СКАЧАТЬ



<p>352</p>

Операция по удалению головных камней была популярным сюжетом народного уличного театра. Босх писал эту картину в те же годы, когда Хуго ван дер Гус трудился в монастыре Родендале над «Рождеством». Идея мира как тотального театра витала в воздухе. Разница заключалась, однако, в том, что ироник Босх ориентировался на фарс, а патетический ван дер Гус – на мистерию. Отсюда не следует, что Босх ничем не был обязан мистериальному театру: сам художник, его отец и дядя оформляли мистерии, поставленные братством Богоматери (Никулин. Золотой век. С. 41).

<p>353</p>

Вот всего два примера того, как далеко заводит иконологов фантазия, помноженная на эрудицию. Согласно Френгеру, главным персонажем этой картины является изображенный под видом монаха магистр ордена андрогинов, который видит благой путь к совершенству людей в их кастрации. Кувшин – это узурпированный им Грааль, заключающий в себе «полноту совершенства» и «квинтэссенцию мира». Производимая по его воле операция – метафора оскопления. Его антиподом является София – женщина с книгой на голове. Магистр ордена андрогинов олицетворяет идеал очищения человека путем насильственной аскезы, тогда как София воплощает идеал сублимации влечений плоти путем самовоспитания (Fraenger. S. 203–206). Согласно М. Н. Соколову, хирург лишает свою жертву «мудрого безумия», которое противостоит внешне набожной, но по сути суетной и ложной «мудрости мира»; подлинным безумцем является здесь хирург. Далее автор приближается к концепции Френгера: речь у Босха идет о защите «человечески-природного менталитета со всеми его слабостями от слишком резких и насильственных деформаций, пусть даже совершаемых с самыми благочестивыми намерениями» (Соколов. Мистерия. С. 258). Сходство этих интерпретаций – в нечувствительности обоих авторов к юмору Босха и в недостатке юмористического отношения к собственным идеям.

<p>354</p>

В пару к этой доске Босх изготовил другую, ныне утраченную, на которой были изображены сценки семи таинств (Cuttler. P. 199).

<p>355</p>

Втор. 32: 20, 28, 29.