Матрёнин домовой. Всё будет хорошо. Елена Владимировна Аболишина

Чтение книги онлайн.

      – О, йето нье тгюдно. Ви… – он помахал в воздухе руками – такайа кгасивайя! Такими бивайут только рюсский мадемуазель. Вот, йето для вас!

      Месье словно из воздуха достал букетик бархатных фиалок и протянул девушке.

      – Merci, – растерянно улыбнулась Анна.

      Мужчина приподнял шляпу в прощальном приветствии, лукаво улыбнулся и подмигнул оранжевым глазом. Другой глаз, голубой, который становится серым, когда солнце заходит за тучи, смотрел внимательно и серьёзно.

      – Спиридон! – Анна рывком поднялась на кровати. – Ты вернулся? Когда?

      – Я смотрю, ви, мадемуазеля, по Парижам спите. Совсем своего домового позабыли, – голосом пожилого месье из сна промурлыкал домовой. Он восседал на подоконнике в своих неизменных вязанных носках.

      – Спиридончик, как тебе не стыдно! – Анна запустила в ворчуна подушкой. – Ускакал среди ночи, и ни слуху, ни духу! А тут у нас знаешь, что было?

      – Знаю, знаю, Шуршуня уже рассказал. Пустила в дом предзимников. Я говорил тебе, голуба душа, вымети все листья! Ладно, у тебя – Спиридон глянул за окно на небо, что-то прикинул на пальцах, кивнул, – полчаса на утренние процедуры. А я на заутрак штось-то сварганю. А то чую, чито бьез мьеня ви, мадемуазеля, питалися из рюк вон пилёхо! – и, протянув Анне букетик фиалок, исчез.

      Анна потянулась, вспомнила свой сон и улыбнулась – весенний Париж не хотел отпускать. За окном уже неделю мело. Хотя ноябрь только добрался до своей середины, но, казалось, зима прочно обосновалась и до весны никуда не собиралась уходить. Тяжелые белые тучи несли снег. Иногда в них образовывалась прореха, и на землю сыпалась снежная крупа. Этой крупы уже насыпалось достаточно. Нечисть по призыву огородного даже выходила на субботник – чистить дорожки.

      Из кухни потянуло чем-то ароматно-сдобным. Совсем не французским. Спиридон варганил оладьи. Судя по всему, на кислом молоке. На кухне за печкой что-то грюкнуло, потом зашуршало и послышался приглушённый разговор.

      – Шпилидоша, ты когдыщь ей шкажешь?

      – Скажу, Шуршуня, скажу.

      – Щмотли, влемя-то идёть, а ейной годков-то школько уж, щай не девощка. А ейной ущитьщя ышо надоть.

      – Я знаю.

      – Толку-то што ты жнаишь. Вона, два мещаца ужо жнаишь! Шмотли, влемя упущтишь, щито делать-та буим? Опять в немтыли я не собилающя.

      – Ну что ты заладил – смотри, смотри. Смотрю. Знаю. Никто тебя немтырем не сделает. Я-то здеся! А что не говорю – так момент выбираю. Вишь ли, расцвела она, прямо как фиалка! А тут я такой со своими новостями. Пущай девка погуляит чутку. Силы наберется, воли напитается.

      – Много она по жиме набелёца. Шнега лазве щто, да холода.

      – Что ты понимаешь! Снег и холод чистоту дают. И в душе и в помыслах.

      – Вы о чём? Уж не про меня ли разговор ведёте? – Анна давно поняла, что всю эту домовую нечисть вывести на чистую воду можно только прямым разговором и твердостью. – Нут-ка сказывайте, СКАЧАТЬ