Олежка – блондин с голубыми глазами и губами уточкой – мне не нравился, вот совсем. Потому что я была влюблена в Серёжку – брюнета с карими глазами, отец которого привозил ему жвачку из заграницы, в которую постоянно летал, а Серёжка нам её пафосно раздавал. Иногда мы её пережёвывали, меняясь друг с другом вкусами. Жвачные пузыри мы научились надувать быстро, размазывая лопнувшие липкие лоскуты в самых неподходящих местах. Но Серёжка бегал за другой девочкой, а я тихо страдала и принимала ухаживания Олежки, который выражал свою любовь довольно обычным для этого возраста способом: звонил в дверь и сматывался, отнимал и жёг моих бесценных немецких пупсиков в ванночках, мазал портфель мелом и вообще уделял мне много внимания. Я не сопротивлялась, изредка жалуясь матери на этого недоумка, умудрившегося стать двоечником в первом классе. После всех Олежкиных телодвижений в мою сторону Валентиной Ивановной было принято решение познакомиться с нашей семьёй поближе.
Играть на инструменте мы с Олежкой, конечно же, не умели, но я мечтала, а ему было пофигу: он любил войну, солдатиков и жечь костры на местном пустыре. Поэтому мне было обидно вдвойне, почему пианино у него и используется как подставка для всевозможных декоративных вещиц, а не для музыкального воспитания единственного отпрыска. В те времена покупали всё, на что подходила какая-нибудь очередь, не важно, пылесос это, пианино или самый дефицитный шкаф «Хельга». Очереди перекупались за деньги, народ шёл ночью на перекличку к заветному магазину. Но помимо номерка в очереди надо же и деньги ещё иметь, а у нас их с матерью катастрофически не хватало на такие вот товары не первой необходимости.
Взрослые сели за стол провожать старый год, я сразу накинулась на нервной почве на мандарины, а Олежка стал бренчать по клавишам пианино, проверяя на слух, чем отличается белая от чёрной. Валентина Ивановна смотрела на меня в упор, наверное, считала съеденные мной мандарины. В какой-то момент она не выдержала и убрала со стола наполовину пустую вазу, сказав, что от мандаринов бывает диатез и скоро у меня начнут вонять уши от гниения этого самого диатеза. Я покраснела, Олежка громко заржал. Катюня вытащила меня из-за стола, и мы засобирались домой. Праздник был безвозвратно испорчен, а мой одноклассник всё не унимался, ещё громче барабаня кулаками по клавишам. Подлетела я к нему в одном сапоге и со всей дури хлопнула крышкой пианины по его рукам. Все завизжали. Скандал был жуткий, Олежку отвели в травмпункт, а меня отодрали дома ремнём, но я не орала, считая себя отомщённой по всем пунктам. Через год мне купили пианину, а Олежка с тех пор обходил меня стороной – «прошла любовь, завяли помидоры».
Лариска
СКАЧАТЬ