Рифмовщик. Влад Стифин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ время не ходили, оборонялись, и, наверное, я потому и выжил. Много всего было потом, но первого своего убитого я запомнил на всю жизнь. Убийца я – вот и вся правда. Первый бой и первый мой убитый из своих. Говорили мне: предатель он, руки поднял, сдаваться к врагу пошел, но мне от этого не легче – свой же человек, не чужой».

      Она читала блокнот и думала:

      «Генерал к старости стал очень чувствительным. Не должен быть таким боевой офицер, прошедший всю войну. А вот же стал. Это, наверное, старческая меланхолия его одолела, да семья его неуютной была».

      А генерал писал и писал, как будто исповедовался:

      «Зверства на войне от зверей и происходят. В зверских условиях нормальный человек грубеет, озлобляется и может зверем стать. И я стал жестоким. Не обращал внимания на наших чрезмерно буйствующих. Оправдывал: мстят ребята за зверства, учиненные у нас.

      В очередной раз, когда зашла Пуэла, мы долго говорили о Ньюке. Она защищала его и как-то называла слишком нежно: “Наш мальчик”.

      “«Наш мальчик» вырос эгоистом”, – подумал я, а ей сказал, что “наш мальчик” интересуется наследством, которое ему достанется после нас. Я специально сказал: “После нас”, но она прекрасно поняла, что я хотел сказать. Я заметил, как печально склонила она голову, – она догадалась: Ньюка ждет наследство от деда.

      Теперь, через много лет, пока он рос, я понимаю, что без матери воспитание получилось скверное».

      Юста устала разбирать мелкий почерк генерала и, преодолевая сон, стала просто пролистывать блокнот, обращая внимание только на те места, где речь шла о Ньюке.

      «От меня скрывают истину о моей болезни, – писал генерал, – но я чувствую, что-то во мне не очень в порядке. Медперсонал как-то настороженно внимательно ко мне относится. Ньюка, похоже, что-то знает о моей болезни, но пока что держится, молчит. Я иногда вижу, что ему не терпится что-то мне сказать, но ему запретили. А вот Пуэла всегда весела, когда заходит речь обо мне, говорит, что госпиталь этот наилучший и что к весне меня уж точно выпустят.

      К весне у меня закончится этот толстый блокнот и мысли все “ценные” закончатся. Сейчас осень. Мне эта пора нравится, а вот Ньюке подавай лето. “Наш мальчик” склонен к безделью, а жаль. Кого мне жаль? Себя или Ньюку? Жаль, конечно, его. Ему еще жить да жить с этим менталитетом потребителя. Разве это хорошо? Разве такими хотели мы, чтобы они стали? Разве за это…»

      На этой незаконченной фразе текст записок генерала обрывался. Чистой оставалась еще почти половина блокнота.

      «Что еще мог написать генерал, если бы…» – подумала она.

      Часы в гостиной пробили четыре раза.

***

      Утром Крео тихонечко будил ее:

      – Поднимайся, труженица! Всю ночь просидела с генералом? Не выспалась?

      Полусонная, она повернулась к нему и почти шепотом ответила:

      – Да, до четырех, – и, кашлянув, спросила: – Который час?

      – Уже девять, – СКАЧАТЬ