Что-то похожее мне уже пришлось пережить, когда я начинал писать. Вроде бы и напечатают, – но что-то там подправят, что-то изменят…
В литературе живет много людей, которые давно уже списались; в них нет свежих идей. Им нужны были только разработанные сюжеты. Они там в своем кругу потом выдают, все напечатанное под именем автора «за свое». Везде правит бал мафия: свой клан; своя клика, свои люди. Даже «в творчестве» прут «свиньей», как немецкие псы-рыцари под музыку Шостаковича в известном советском боевике «Александр Невский». Не – пробьешься…
Все это я уже давно пережил. Все рукописи я сжег. Четыре часа пылал огонь в печи. Нагрел на этом огне большой таз с водою, помылся в дорогу, и отправился в далекий путь. Этот путь и привел меня сюда: в Киево-Печерскую лавру.
А они пусть пишут для себя и своих друзей свои правдивые стихи. Пусть читают их. И в этом будут чисты перед Богом.
Так, что я даже не подавал вида.
Василий обиделся на меня. Новая партия гуманитарной помощи проплыла мимо меня, как мираж в пустыне. Всем дали, а мне – нет!
…Мы много работали, в основном – грузили разный мусор. Красили. Скалывали лед за галереей ведущей от Ближних пещер к Дальним…
На другой день, Толик, проходя мимо, без всяких слов толкнул меня в грязь. Сделал он это, как я понял, специально. За ним я забил «косяк»…
Потом мы работали в самой Галерее. Толик хвастался, как он толкнул меня в грязь, а я даже не огрызнулся. При этом он смотрел на меня, и на лице у него играло ехидство. В этот момент, он, очевидно, был настоящим, ощущая в себе то мелкое наслаждения от унижения других. «Какой уж тут «монах» с него получится?», – думал я.
Тогда я подошел к нему вплотную. Толик все, сразу же, уразумел, и попытался, было, первым ударить меня ногою! Но, я, тут же, перехватил, и крутанул ее со всей силы. Его поддержали, и он устоял на ногах. После этого Толик ударил меня кулаком, желая рассечь губу. Но я выдержал удар, и ответил ему: сильным ударом кулака в челюсть… Его защитили от добивания.
– Дураков, и в Лавре бьют! – Сказал я, подытоживая результаты стычки.
И он не спорил со мною. Но для начала, все же, он только рассказал об этом послушнику. После этого случая он уже избегал открытых конфликтов со мною. Все больше действовал из под тишка, как любой негодяй в миру. Говорил своим последователям, что я «провокатор», и провоцирую его «хорошего» на дурные поступки. Да, я спровоцировал его своим независимым даже здесь положением, – но это только проявило в нем то, что в нем жило, что СКАЧАТЬ