– Обязательно.
– Тогда я согласна, – заулыбалась Фелиция.
Дело было сделано. Четвёрка остаётся. Люция после слов пестуньи не сдержала возглас радости, Ратмир заулыбался ещё шире, а Тацит слегка вздёрнул брови. Пурелий, оценив реакцию, решил поставить ловушку. Книгочей не наделся, что она сработает, но могло повезти. Поэтому он попрощался, заявив, что гостям пора отдохнуть.
– Как? Вы уходите, уважаемый Пурелий? – искренне удивился Тацит, когда книгочей поднялся.
– А что? Разве вам не нужно отдохнуть?
Пурелий прищурился. «Думаешь, забыл про порошок и старуху? Давай, раскалывайся! Выдай себя. Знаешь ты про сообщение от Шварца или нет?» – думал молодой человек, не спуская глаз с Тацита.
Первым осознанным воспоминанием детства казнахрона Мортуса Идилия Ката был танец. Не умеющий ещё ходить мальчик смотрел, как родители перебрасывали друг другу небольшой брусок жёлтого цвета. Они кривлялись в такт музыке, доносившейся с улицы, и хохотали. Через день мать скрылась с найденной ими златницей, оставив мужа-дубильщика с больным ребёнком. Отец зачерствел, но сына не бросил. Тяжёлая работа и предательство жены зашаблонили мужчину на одной мысли. Каждое утро он повторял: «Главное в жизни это деньги. Будут деньги, будет счастье». Отец умер за два года до инициации сына, оставив в наследство вонь дубильного барабана и веру в монеты.
Наставления сработали, сын не подвёл. Поняв, что слабое здоровье не поможет проявиться трём силовым талантам, мальчик на инициации выбрал белый род. Пример отца отбил желание тяжёлой работы, а красивая одежда и дорогие дома заманили во власть. Мортус решил, что деньги легче всего добыть, состоя во властной четвёрке. Когда знать лично варила зелья, впрягала лошадей в кузнечный молот или пахала землю, четвёрка «направляла». Даже статус воеводы подразумевала отдачу приказаний, а не махание мечом.
Костлявое тело Мортуса, обделённое мышцами, отыгралось на родовом таланте. Если слух и обоняние в белый день не приносили серьёзного усиления, то зрение для Идилия Ката стало сокровищем. Фактически остроту глаз Мортуса ограничивала линия горизонта. Шестнадцать гор за ней оставались, как и для всех, размытыми силуэтами, но птицу на ветке казнахрон разглядеть мог. Мортус получил идеальную резкость всего, что видел. Он мог обнаружить вражеских солдат, прятавшихся за деревьями в полоске леса на горизонте. Он мог определить цвет глаз человека на любом расстоянии. А из окна дома различал насекомых на картофельных полях посада. Поняв свою родовую силу, Мортус научился читать по губам. Он мог понять о чём говорит вон та парочка шатунов, удящих рыбу на берегу речки. «Какой речки?» – спросил бы любой собеседник Мортуса, не видевший речку, не говоря уже о рыбаках.
Но собеседников не было. Мортус строго хранил тайну родовой силы. Даже друг-подельник Гидон не знал, на сколько хорошо видел казнахрон. Про слабый слух и обоняние Идилий Кат рассказал сразу. Знакомые покивали и определили силу его рода, как «ну… пойдёт, ниже среднего, ты, главное, не расстраивайся». СКАЧАТЬ