– Прекрати! – надрывно прикрикнул Деян, похоже, не в силах продолжать слушать. – Не говори про него… Это ведь от того, что не ест…
– Я всего лишь отвечаю на твой вопрос… – вздохнул Лель. – Если кого и винить в его нынешнем состоянии, то определенно не меня. Скажи на милость, как ты умудрился создать настолько хлипкого упыря? Как додумался до подобного? Коли брата души не жаль, неужто свой живот не мил? Кровь родная руки не жжет?
Деян поморщился.
– На первой неделе кота науськал могилу перепрыгнуть. На второй – окропил землю кровью… Не вставал он тогда, а я все звал, звал. А потом просыпаюсь ночью, смотрю – пьет Микуты, младшего нашего, кровь. Я и решил… что пусть… Это ж, выходит, что жизнь на жизнь, а он говорил, что коли кровью да плотью насытится, так и вовсе как новый станет…
Про то, чем кончилась история с ребенком Лель догадался уже тогда, когда увидел на матице свежевырезанное имя. Однако лишь сейчас ему удалось осознать самое главное – для того, чтобы разобраться в происходящем, все это время именно ему следовало задавать вопросы.
Лель резко остановился, едва не заставив споткнуться о себя в темноте не ожидавшего от него особого интереса мужчину.
– Как давно твой брат потерял способность говорить?
– Да вот с полмесяца как… Я однажды проснулся посередь ночи, а он сидит, хнычет, да в руках чего-то как кутенка качает. Вижу – плакать хочет, да не может, только глаза на меня поднял и смотрит, а потом показал язык в ладони… тот почти черный был… выпал наверное… – в голосе Деяна зазвучали ноты, свойственные лишь едва сдерживаемому плачу.
Лелю же было не до утешений.
– Он что-то говорил тебе о том, что с ним случилось? Почему он умер?
– Говорил – говорил, – Деян до сих пор был растерян от нахлынувших на него воспоминаний, тем не менее под напором спутника послушно силился складывать слова в предложения. – Он тогда утром овец пасти пошел. Сам видел, поле у леса для этого милое дело. Он часто ходил, да растяпа – засыпал, как только место для того удобное находил, под деревом там али хоть и посередь поля. Говорит, тогда к лесу-то и не успел подойти близко, да вдруг видит фигурка мелкая на самой опушке. Вначале решил – ребенок. Двигался, вроде как, на обе ноги прихрамывая. Одежды с лесом сливались – в общем не разобрать. Тот, однако ж, хоть и хромал, да то и дело к земле клонился, будто упасть норовил. А как его завидел, так и побежал. Еремей, говорил, окликнуть его хотел, да не смог тогда и слова сказать… Не ребенок то был, Миролад… У Еремея тогда сердце в пятки ушло, а сам он холодным потом с ног до головы облился – человек ему на встречу полз… Тот самый, которого я на поле с ним рядом нашел… Даже не полз, а на руках, кажись, шел… Ног у него уже тогда не было. Когда двигаться сообразил, обрубок этот уже в паре саженей36 был. Лицо грязнющее и глаз наполовину вытекший. Второго – не было вообще, на том месте лишь глазница СКАЧАТЬ