Жизнь, сотню лезвий обнажи,
Но и тогда взойду и выстою –
Не потому, что мало лжи,
А потому, что знаю истину.
Взойду – избавлю дух и плоть
От низкого преуспеяния.
Моя твердыня – мой Господь,
Моя дорога осиянная.
Весь мир приму и обниму,
Утешусь в самой малой малости
И радуюсь не потому,
Что мало горести в дому,
А потому, что много радости!
К слову: вот пример гения – нормального человека. Пример, опровергающий расхожую мысль о том, что гениальность – непременно отклонение от нормы.
Гёте заметил: «Музыка Баха – это музыка пути к Богу, а Моцарт – это гармонии, которые звучат уже в раю». Не знаю, как для кого, но для меня и в краю небесном шюблеровские хоралы, например, или органные прелюдии были бы к месту и ко времени (вернее к вечности). Да и Моцарт – не только райские напевы. Но о нём в другой раз.
Когда меня просят свидетельствовать о вере, спрашивают, как я пришёл к Богу, я с благодарностью вспоминаю Музыку, и, прежде всего Баха – патриарха духовной гармонии. Мне было уже за тридцать, когда я впервые услышал его. Работал я в Харькове, в трамвайно-троллейбусном управлении, в редакции многотиражки «Харькiвський електротранспорт». Редакция располагалась на четвёртом этаже, а на первом, в бухгалтерии, трудился мой товарищ, замечательный поэт Борис Чичибабин. В перерыв мы встречались, читали друг другу последние стихи, обменивались впечатлениями не только о поэзии, но и о жизни, в которой тогда так мало было музыки, гармонии… Мы оба чувствовали: недостаёт чего-то. Главного. И мне, и ему.
В тот день перерыв кончился, Борис возвратился к дебету и кредиту, а я всё продолжал думать о душевном балансе, о равновесии, которого мне так не хватало. Я не спешил к пишущей машинке: газету потом доделаю. Вышел на улицу и вдруг услышал необыкновенную музыку, которая лилась из репродуктора, прибитого к столбу. И голос! Точно с неба сошло всё это ко мне: ведь на земле такой музыки не бывает. В душе вспыхнуло: Бах! Наверное, Бах. Потом я узнал, что это была ария Петра «Сжалься» («Erbarme dich») из «Страстей по Матфею». Вернее – плач, плач раскаяния. Удивительно, но поет его альт, точно это голос не самого Петра, а рыдания его души.
Мандельштам спрашивал, обращаясь через века к Баху: «Высокий спорщик, неужели… опору духа в самом деле ты в доказательстве искал?» Какое уж тут доказательство, когда сердце Себастьяна было переполнено любовью к распятому Христу! Опора – только в любви.
«Господь – надёжный наш оплот» – так называется его 80-я, Реформационная кантата. Как «твердыня» проводится в вокальных голосах энергичная СКАЧАТЬ