– Я борюсь, – ответил он.
– С кем?
– Не знаю… Борюсь…
Рыжебородый пристально глянул юноше в глаза, вопрошая, умоляя, угрожая им, но эти блестящие черные глаза, безутешные и полные ужаса, не отвечали.
И вдруг рассудок Иуды дрогнул. Склонившись над темными, молчаливыми глазами, он увидел там – так ему показалось – цветущие деревья, голубые воды, множество людей, а посредине, в глубинном мерцании за цветущими деревьями, водами и людьми – огромный черный, поглощающий все это мерцание крест.
Широко раскрыв глаза, он встрепенулся, хотел заговорить, хотел спросить: «Так это ты?.. Ты?..» – но уста его застыли. Ему хотелось схватить юношу в объятия, поцеловать его, но руки бессильно повисли в воздухе.
И тут, увидев его раскрытые объятия, взлохмаченные рыжие волосы и широко раскрытые глаза, юноша закричал, ибо из глубин его сознания вырвалось страшное ночное сновидение: ватага людишек, орудия распинания, возглас «Хватай его, ребята!» и рыжебородый предводитель ватаги. Теперь юноша узнал кузнеца, с хохотом устремляющегося вперед, – это был он, Иуда.
Губы рыжебородого дрогнули.
– А, может быть, это ты?.. Ты?.. – прошептал он.
– Я?! Кто?!
Рыжебородый не ответил. Он жевал усы и смотрел на юношу. Одна половина его образины снова была исполнена света, а другая – покрыта мраком. Он перебирал в уме чудесные приметы и знамения, сопутствовавшие этому юноше с самого дня его рождения и даже еще более ранние… Посох Иосифа, единственный из множества посохов сватавшихся женихов, расцвел, и раввин отдал Иосифу в жены прекрасную Марию, которая была посвящена Богу. Затем молния, ударившая в день свадьбы и парализовавшая жениха, прежде чем тот прикоснулся к своей супруге. А затем, говорят, невеста вдохнула благоухание белоснежной лилии, и утроба ее зачала сына… И сон, якобы приснившийся ей в ночь родов. Она видела, как разверзаются небеса и оттуда нисходят ангелы: одни из них спускаются, подобно птицам, под скромный кров ее жилища, вьют гнезда и щебечут, другие – охраняют порог, третьи – входят внутрь дома, разводят огонь и греют воду для новорожденного, четвертые – готовят отвар для роженицы…
Медленно и нерешительно рыжебородый приблизился к юноше, склонился над ним. Теперь его голос был исполнен трепета, мольбы, страха.
– Может быть, это ты?.. Ты?.. – снова спросил он, опять не решаясь закончить вопрос.
Юноша испуганно вздрогнул.
– Я?.. Я?.. – произнес он и едко засмеялся. – Да разве ты не видишь, кто я? Я недостоин вступать с кем-либо в разговор, у меня не хватает смелости войти в синагогу, я бегу прочь, едва завидев людей, без зазрения совести нарушаю заповеди Божьи: работаю по субботам, не люблю ни отца, ни матери и целые дни напролет прелюбодействую взглядом.
Он поднял крест, снова установил его и схватил молоток.
– А теперь… Вот, теперь я изготовляю кресты и распинаю! – сказал юноша, пытаясь засмеяться СКАЧАТЬ