Презумпция вины. Анна Бабина

Чтение книги онлайн.

      Лизка долго не может уснуть. Олень таращится глупыми вышитыми глазами. Сквозь сон она слышит тарахтение «нивы» – это приехал Светлов. Она хочет встать и прокрасться к лестнице, чтобы послушать, что будет, но не может заставить себя вылезти из-под одеяла. Ватный монстр придавливает её к кровати. Пеленает тяжёлый, как угар, сон.

      – Просыпайся!

      Лиза открывает глаза. Хмурое утро таращится в окна. Ксения стоит простоволосая, в расстёгнутом ватнике. На месте верхней пуговицы торчат усики порванной нитки.

      На нижней губе у Ксении кровь. Удивительно, как из такой белой губы может сочиться такое красное.

      – Что?

      Собираться, бежать в город, прочь, прочь, прочь?

      – Папа пропал.

      – Он же приезжал ночью.

      Длинные фразы опять даются Лизе тяжело.

      Ксения тараторит, как отличница у доски:

      – Приехал пьяный, мы повздорили, он вышел во двор. Я слышала, заводил машину. Уехал – и нет его.

      – Догоняется где-то?

      – Может быть.

      Лиза идёт выносить помои. Обувается в сенях и видит мамины «парадные» валенки на резине. Они стоят не на полочке, а в стороне, и подошвы у них в рыжем песке. Такого песка нет ни во дворе, ни на огороде. Где это мама умудрилась?

      Воровато оглянувшись на дверь пуни, где гремит о дно подойника молоко, Лиза обтирает подошвы маминых валенок тряпочкой. Зачем – сама не знает. Нужно. Вот и всё.

      На стол собирают молча. Динке относят еду в кровать – та даже не благодарит, с беспокойством поглядывая в окно. «А куда папа поехал?» За столом Ксения и Лиза молчат, не поднимают глаз, боятся брызнуть друг в друга выбродившей чернотой.

      Крепчает мороз. Звеняще-чистое небо висит над безжизненным «Уралуглеродом».

      Лиза знает: они одни, и никто не придёт на помощь.

      Светлов не возвращается и к обеду. Ксения разогревает суп, тушёную капусту, бросает в кипяток сосиски – они лопаются, выворачиваются мякотью наружу. Увидев это, она бежит в отхожее место, где сухие спазмы сотрясают её с ног до головы.

      Лизка шуршит у плиты, как мышь.

      В углу скребётся настоящая мышь, неуловимая, как мститель.

      «Тут, дядя, мыши».

      Завывания в трубе становятся громче.

      «И вострубили в трубы, народ восклицал громким голосом, и от этого обрушилась стена до основания, и войско вошло в город, и взяли город».

      К обеду никто не притрагивается.

      Красный луч лопается внутри стеклянной сахарницы, и капли разлетаются по всей кухне.