На 6-7 секунд в комнате воцарилась полная тишина, и за это время вся суть трагедии и моего ничтожного, убийственно-унизительного положения дошла до меня.
Из все той же, соседней комнаты моего слуха достигли звуки… звуки того, что произошло между нами с Антонио прошедшей ночью. Я узнала свой голос… то, что невнятно мямлила тогда во время… ну, Вы понимаете, нашей близости… что он отвечал мне…
И новая, еще более высокая волна, захлестнула меня с головой. Только она несла в себе уже не силу тяжести воды, а ил и водоросли – грязь, которой обычно избегают все.
Да это ужас! Немыслимо! Безумие! Он умышленно опозорил меня перед отцом и ждал теперь какой реакции от него?
Тысяча, нет, десять… сто тысяч маленьких молоточков застучали у меня под черепной коробкой. Я чувствовала, как земля уходит из-под ног и как дыхание остановилось, как сердце судорожно бьется в груди. Мне стало не хватать воздуха. Я хотела сделать вдох. Раз, два, три… пыталась я, как утопающий, наполнить легкие кислородом, но какие-то огромные раскаленные тески плотно сжимали все тело, не давая возможности пошевелиться и расширить грудную клетку, чтобы вдохнуть хотя бы малость заветного спасения. В висках отдавался только частый сердечный стук, который стал постепенно затихать и замедляться, и я уже могла сосчитать его, предчувствуя скорое окончание счета.
Пронзительный мужской крик, срывающийся на фальцет, вернул меня в сознание.
– Да я всегда говорил, что ты болваном родился, болваном и умрешь! Ничто не способно изменить моего решения! Как мог ты поверить, что я всерьез заключу такое глупое пари со своим собственным сыном! Единственным сыном и наследником! Вскочив на эту сельскую квадратную кобылу, ты воображал, будто можешь с гордостью считаться ковбоем американских вестернов?! – он уже отвернулся от меня в сторону Антонио. Его лихорадило как в сорокоградусном бреду. – Она даже не разулась, переступив порог моего особняка! Или ты сказал ей, что она может уже чувствовать себя здесь как дома? – он кинул на мои туфли такой взгляд, будто они были полностью, извините, вымазаны в говне.
– Я сказал ей не разуваться! Ты сам снимаешь обувь только тогда, когда собираешься полностью переодеться!
– Здесь не имеет значения то, что делаю я! Это мой дом и мои правила! Ты тупорылый желторотый идиот, если думаешь, что можешь что-то делать как я или способен как-то влиять на мои решения!
– Но ты обещал! Мы заключили сделку! Ты дал мне честное мужское слово! Ты должен отвечать за него! – голос Антонио дрожал, СКАЧАТЬ