но то, что был крещенский ясный полдень,
сияло солнце – помню как сейчас;
зачем – не знаю – книжный шкаф открыла –
стеклом блеснули дверцы, словно крылья
стрекоз прозрачных в солнечных лучах;
дубовый шкаф, громоздкий и немодный,
перенесли сюда из-за ремонта –
в нём было столько книг, что голова
протестовала – ну а в этот полдень
из любопытства я достала с полки
одну – старинный, с ятями, словарь –
тяжёлый фолиант русско-английский –
внутри нашлись засушенные листья
поблекшие – таким бывает сон,
оставшийся среди воспоминаний
о чём-то добром: детстве, доме, маме –
с далёких незапамятных времён;
давнишний, кем-то собранный гербарий:
казались полустёртыми гербами
листки берёз; потрескалась поталь
осин осенних листьев; клён, шиповник –
гербарий был печали преисполнен
и символов, значения и тайн…
Листая пожелтевшие страницы,
то льна цветок найдя, то медуницы,
рассматривая букв изящный стиль,
я добралась до середины тома,
где странный артефакт какой-то тёмный
хранился меж глаголов и астильб:
пыльца, труха, останки, отпечаток –
след бабочки, уснувшей средь причастий
и прилагательных на букву "С"
мне показался редким фотоснимком,
магическим значком необъяснимым,
феноменом и чудом из чудес –
в словарные страницы впрессовался
и в буквах голограммой красовался
персидский чёрно-синий махаон,
и две страницы в сине-сизых блёстках
хранили абрис крупных крыльев плоских
чешуекрылого иных времён –
из бархатной пыльцы прелестный пленник –
наверное, сюда из параллельных
миров перелетел, чтобы предстать
мне здесь, где в свете солнца пыль искрится,
где я открыла книгу на странице
на "С" – на слове "северъ" с буквой "ять"…
Любуясь дивной бабочкой столетней,
я ощутила дуновенье летней
июльской жизни посреди зимы,
и махаон был, видимо, посланник
неведомых миров, иных пространств и
каких-то измерений неземных;
и тут внезапно, явственно и чётко,
я разглядела лоб высокий с чёлкой
на отпечатке, сделанном пыльцой –
рот, скорбно сжатый, тонкий нос с горбинкой –
в мгновенье СКАЧАТЬ