Максим привязал у крыльца коня, спешился, постучал. Поначалу никто не откликнулся, и он даже успел подумать: а что если и вовсе нет на мельне никого живого? От этой мысли он даже поежился: на дворе глухая ночь, кругом до самой Гремихи никакого людского жилья.
Однако же минуту спустя за дверью послышалось сперва шарканье и скрип половиц, затем тяжелое дыхание.
– Фу-фу, русским духом пахнет! – проговорил из-за двери скрипучий голос. Максим даже вздрогнул, до того вышло похоже на то, как он представлял себе взаправдашнюю Бабу Ягу.
Мгновение спустя растворилась дверь – но лишь на узкую щелочку. В щелочке показалось пухлое, круглое бабье лицо с прилипшими ко лбу черными волосами с проседью.
– Тебе чего, добрый молодец? – произнес тот же голос.
– Я из Введеньева монастыря, – сказал Максим. – Меня отец-игумен прислал, говорит, человек у тебя есть, чтобы больному монаху помочь.
– Это что ж за человек такой? – проговорила мельничиха, взглянув на Максима удивленно. – По знахарскому делу я сама, грешная, кое-чего разумею. Вот только чем монах-то болен? Если животом скорбен, так это у меня тут как раз такой настой заготовлен, как рукой снимет и колотье, и запор нутряной…
– Не запор у него, – ответил Максим. – Укусил его кто-то в лесу, третьего дня. А теперь он лежит в жару и ругает весь свет неподобными словами. Вот отец-игумен и попросил, чтобы ты послала со мной своего человека, кто он там ни есть.
– Свят-свят-свят, – мельничиха мелко закрестилась и отшатнулась от двери, словно Максим на нее топором замахнулся. – Ты, голубь, заходи внутрь-то. Нечего о таких вещах на дворе толковать среди ночи.
Максиму и самому уже надоело на пороге торчать. Зашел он внутрь – это была жилая изба, к мельнице пристроенная. В дальнем углу горела крохотная лампада возле совершенно почерневшей от чада иконы, а под ней лежали сложенные в беспорядке друг на друга мешки – должно быть, с мукой. К потолку тут и там привешены были пучки трав и низки сушеных грибов, еще больше травы было разложено на столе, где стояло также две ступки с пестами и маленький закопчённый котел. От всего этого в избе стоял пряный запах не то лесной поляны, не то сеновала.
У окна засвечена была лучина. Возле нее на лавке сидел угрюмый парень с нестрижеными русыми волосами, примерно Максимов ровесник или чуть постарше. Что-то мастерил с охотничьим луком – кажется, тетиву перевивал. На Максима он и не посмотрел даже – только один раз быстро взглянул исподлобья, и снова за тетиву принялся. Сынок, должно быть, хозяйский. Чего, только, он, среди ночи тут сидит? Может, с самого утра на охоту собрался? Ну, да и бог с ним.
– Когда, говоришь, монаха-то этого укусили? – спросила мельничиха, СКАЧАТЬ