– Может, ты к Лизавете сходишь тогда? Утешишь ее? Ей тяжелее во сто крат —она же мать.
В конце концов, пусть хоть что-нибудь сделает. Все лучше, чем здесь, как помешанный, над фотографией будет сидеть.
– Сходи, сходи, сынок, – продолжила она, – спроси, не нужна ли ей помощь какая. Она ведь совсем одна осталась. Поучаствуй. Все ж соседка, да и не по-русски это: человека одного в горе оставлять.
Андрей вновь поднял на мать глаза. Только теперь не безнадежное отчаяние, а как показалось Ларисе, благодарность, засветилась в них.
– Да, пожалуй, ты права, мать. Может, я, и правда, ей чем-то помочь смогу. Представляю, что у нее сейчас на душе творится…
– Вот и молодец, сынок. Вот и сходи.
Андрей с трудом, неуклюже, поднялся.
Господи! Все он делает как-то не так, ходит, как увалень. Что за нескладный мужик у меня получился? Нет, чтоб вроде Володьки!
Она давно уже привыкла сравнивать всех парней со старшим своим сыном, но времена, когда он был для нее эталоном, когда подобные сравнения всегда оказывались в пользу Владимира, уже прошли. Сейчас ей не хотелось бы иметь в доме второго такого же Володьку. Но признаться в этом даже самой себе она не решалась.
Андрей же и сам не знал, шел ли он к тете Лизе, повинуясь лишь настояниям матери, или по зову собственной совести. Все эти дни, с тех пор, как обнаружилась в подвале страшная находка, у него все плыло перед глазами, он почти ничего не соображал.
Дверь в квартиру, где когда-то жила его одноклассница, была приоткрыта.
Зачем я пришел сюда? Не надо бы мне этого делать – малодушно запротестовало в нем что-то, едва он взялся за ручку двери. Но все же, собравшись с духом, он постучал и переступил порог.
В этих комнатах ничего не изменилось, разве что окна были занавешены плотными шторами, отчего стены и вся обстановка казались призрачными, ненастоящими. В воздухе стоял невыветриваемый запах сердечных капель.
Андрей сделал несколько шагов и остановился. Глаза не успели привыкнуть к полутьме, царившей в комнате, он пребывал с минуту в нерешительности и вдруг, по едва ощутимому слабому движению, понял, что совсем рядом, прислонившись к стене, стоит женщина. Но он продолжал молчать, не в силах произнести ни слова. Да и что можно сказать матери, горе которой несравнимо ни с чем? Так и стояли они друг против друга в полном молчании. Наконец, Елизавета Вильямовна грустно и очень тихо спросила:
– Что, Андрюша, хоронить будем нашу девочку?
– Теть Лиз, – выдавил из себя Андрей, с трудом сглотнув комок в горле, – может, это все-таки не Сабина?
Женщина печально покачала головой:
– Сабинка это, Андрюша, Сабинка. Я ее по платью узнала. Да и кому СКАЧАТЬ